Когда Джузеппе Верди в конце своего «Реквиема» собирает все силы, чтобы встать на сторону жизни против смерти, он использует возвышающий лирический пыл сопрано. Для него сопрано было той вокальной позицией в его оперных драмах, которая должна была оставаться нерушимой и нетронутой, что бы ни происходило.
Возможно, это наиболее ярко выражено в его предпоследней опере «Отелло», где человечески незапятнанная музыка Дездемоны несет всю драму на ее пути к бездне. Она умирает, но никогда не теряет своего достоинства. Она никогда не позволяет разрушить себя изнутри – в отличие от окружающих ее мужчин. Разрушающий страх Отелло перед фальшью Дездемоны, который заставил бы небеса «смеяться над собой», не является страхом самого Верди. Этого недоверия у него никогда не было.
Когда Никола Рааб ставила «Отелло» в Королевском театре в Копенгагене несколько лет назад, она подошла к двойственности Дездемоны (роль жертвы и непобедимость), сделав ее постоянно присутствующей, как бы всевидящей, на протяжении всех четырех актов. Уязвимой, но также обладающей удивительным контролем над происходящим, который она сохраняла до самого последнего поцелуя.
В постановке Дэвида Олдена, премьера которой состоялась в прошлую субботу в Королевской опере, Дездемону играет Малин Бюстрём. Сопрано мирового класса, которое в этой роли звучит так, словно ей удалось уловить весь возможный свет, даже из тех мест, куда солнце никогда не добиралось. Дездемона в исполнении Бюстрём также обладает грацией движений, что создает вокруг нее ауру, подобную иконе. Ей не доверяют, ее бьют и унижают, но она все равно не хочет в это верить. И в самых ужасных сценах, когда ожидаешь, что ее силы иссякли, она встает и возносит молитву. Как будто способность к преодолению — это всё, что имеет значение.
Это полностью в духе Верди и сокрушительно сильно.
Дирижер вечера, Александр Ведерников, также заставил Королевский придворный оркестр рычать и реветь самым зверским образом, при этом музыка не теряла своей жгучей остроты. В то же время чувственность проявлялась в волнах тепла, которые то и дело прорываются в партитуре.
В минималистичном сценическом пространстве Йона Морелла, внутри стен патинированного, но в то же время вневременного Кипра, царят последствия первоначального шторма. Все колеблется, как в длинном, затянувшемся эхе давно прошедших войн и катастроф. Состояние, когда все может начать интерпретироваться по-новому. Когда ложь может стать правдой, а цивилизация — варварством. Чрезвычайное положение, которое воплощается в деструктивных отношениях между тремя главными мужскими персонажами оперы.
Здесь мы встречаем мощного по звучанию и грубоватого Отелло Кристиана Бенедикта, противостоящего по-джентльменски лощеному Яго Клаудио Сгуры и бесхребетному Кассио Аллана Клейтона в инфернальной игре власти, любви и ревности, которая, подобно водовороту, кажется, способна утянуть за собой целый мир — вниз, к самой примитивной форме человеческого существования. Жестокая физическая игра, которой режиссура Олдена дает полную свободу, чтобы она действительно могла исчерпать себя до достижения всех пределов. И когда ничего другого не остается, кроме тишины и, возможно, воспоминания об «еще одном поцелуе».
Kristian Benedikt (Otello) Malin Byström (Desdemona) at the Royal Swedish Opera. PHOTO: Markus GårderSource.