Очередным концертом юбилейной серии Государственного академического симфонического оркестра имени Светланова под художественным руководством Владимира Юровского продирижировал экс-главный дирижер Большого театра Александр Ведерников. Во время долго развивавшейся истории с отставкой Марка Горенштейна с поста руководителя ГАСО Ведерникова прочили на его место, называя в числе наиболее вероятных и подходящих кандидатов. Хотя в результате все вышло по-другому, ничто не мешает хорошему дирижеру примерно выступать с оркестром с собственными программами.
В определенном смысле Ведерников эффектно показал тот вектор программной политики и оркестрового звучания, который был возможен, но не случился в качестве основного. Программа составилась из русской музыки редкой, забытой и хрестоматийной примерно поровну. За канон отвечал Мусоргский, за полузабытую классику — сюита к кинофильму «Поручик Киже» Прокофьева с Владиславом Сулимским в качестве солиста и Виолончельный концерт Мясковского с Александром Князевым — кто еще смог бы так органично звучать в этой когда-то очень популярной, потом совсем исчезнувшей с больших сцен музыке.
Ведерников не просто предложил три партитуры, он выстроил их в импозантную сюжетную линию и разъяснил: речь идет о России во времени. Три партитуры — это ее «вчера, сегодня и завтра». «Вчера» — это «Киже» Прокофьева, изящно сатирический цикл, у которого в подкорке не только киномузыка, но и предыстория симфонических жанров. Смесь ностальгии и ужаса. Романсы, тройки, снежные миражи, гоголевщина и достоевщина. Хитроумное звучание оркестра в этой живописно иронической ухмылке композитора оказалось в концерте немного робко, но тщательно и аккуратно. Вспомнилась неуверенность, с которой оркестр повторил в финале «Юбилейного филармонического марафона» Симфонические танцы Рахманинова с Юровским, когда фокус не вполне удался, и такого же чуда, как при первом появлении Юровского за пультом ГАСО, не случилось. Мясковского тоже играли сильно деликатничая, но прямодушие Князева даже того стоило.
Российское «сегодня» в версии Ведерникова — Князева звучало абсолютно безутешно. Концерт Мясковского, написанный в 1944 году и впервые исполненный в 1945-м, — антипобедная музыка. Величественная в своей интровертности, горькая и прекрасная. Очень красивый в своей безысходности концерт, представленный как метафора российского настоящего, вызывал за счет контекстуального поворота острое музыкальное чувство изумления — прямота и убежденность этой, как принято ее слышать, сдержанной музыки (скорее интеллектуальной, чем эмоциональной) звучали пронзительно.
«Завтра» было нарисовано Александром Ведерниковым как эпос и трагедия визионерских «Картинок с выставки» Мусоргского в оркестровке Равеля. Кажется, все было специально задумано ради фантастической кульминации «Богатырских ворот» — перелицованной «Прогулки», рисующей не столько историческое величие, сколько фантасмагорию исторической галлюцинации, вмещающей всякое время, или, возможно, посвященной экстатическому движению «назад в будущее». Ведерников слышит и любит Мусоргского так, как, кажется, никто не слышит и не любит. И такие сокрушительные кульминации — исполненные абсолютного доверия к радости пафоса и звучания — тоже никто здесь не делает. Разве что Денис Мацуев на рояле, но в ведерниковских — меньше сладости, больше счастья. В звучании «Картинок», сколько бы ни было в них Равеля, мерещился «Борис Годунов» многолетней давности в Большом. А балетные па и спецэффекты светящихся черепов, рассыпанные по партитуре Мусоргского, делали картину «завтра» многомернее. И вот это «завтра» наконец представилось победительной фиоритурой условности. Все прозвучавшее — было «сегодня», и публика — свидетель, которого дирижер и оркестр заставили по-настоящему пережить условность в настоящем времени.
Source.
В определенном смысле Ведерников эффектно показал тот вектор программной политики и оркестрового звучания, который был возможен, но не случился в качестве основного. Программа составилась из русской музыки редкой, забытой и хрестоматийной примерно поровну. За канон отвечал Мусоргский, за полузабытую классику — сюита к кинофильму «Поручик Киже» Прокофьева с Владиславом Сулимским в качестве солиста и Виолончельный концерт Мясковского с Александром Князевым — кто еще смог бы так органично звучать в этой когда-то очень популярной, потом совсем исчезнувшей с больших сцен музыке.
Ведерников не просто предложил три партитуры, он выстроил их в импозантную сюжетную линию и разъяснил: речь идет о России во времени. Три партитуры — это ее «вчера, сегодня и завтра». «Вчера» — это «Киже» Прокофьева, изящно сатирический цикл, у которого в подкорке не только киномузыка, но и предыстория симфонических жанров. Смесь ностальгии и ужаса. Романсы, тройки, снежные миражи, гоголевщина и достоевщина. Хитроумное звучание оркестра в этой живописно иронической ухмылке композитора оказалось в концерте немного робко, но тщательно и аккуратно. Вспомнилась неуверенность, с которой оркестр повторил в финале «Юбилейного филармонического марафона» Симфонические танцы Рахманинова с Юровским, когда фокус не вполне удался, и такого же чуда, как при первом появлении Юровского за пультом ГАСО, не случилось. Мясковского тоже играли сильно деликатничая, но прямодушие Князева даже того стоило.
Российское «сегодня» в версии Ведерникова — Князева звучало абсолютно безутешно. Концерт Мясковского, написанный в 1944 году и впервые исполненный в 1945-м, — антипобедная музыка. Величественная в своей интровертности, горькая и прекрасная. Очень красивый в своей безысходности концерт, представленный как метафора российского настоящего, вызывал за счет контекстуального поворота острое музыкальное чувство изумления — прямота и убежденность этой, как принято ее слышать, сдержанной музыки (скорее интеллектуальной, чем эмоциональной) звучали пронзительно.
«Завтра» было нарисовано Александром Ведерниковым как эпос и трагедия визионерских «Картинок с выставки» Мусоргского в оркестровке Равеля. Кажется, все было специально задумано ради фантастической кульминации «Богатырских ворот» — перелицованной «Прогулки», рисующей не столько историческое величие, сколько фантасмагорию исторической галлюцинации, вмещающей всякое время, или, возможно, посвященной экстатическому движению «назад в будущее». Ведерников слышит и любит Мусоргского так, как, кажется, никто не слышит и не любит. И такие сокрушительные кульминации — исполненные абсолютного доверия к радости пафоса и звучания — тоже никто здесь не делает. Разве что Денис Мацуев на рояле, но в ведерниковских — меньше сладости, больше счастья. В звучании «Картинок», сколько бы ни было в них Равеля, мерещился «Борис Годунов» многолетней давности в Большом. А балетные па и спецэффекты светящихся черепов, рассыпанные по партитуре Мусоргского, делали картину «завтра» многомернее. И вот это «завтра» наконец представилось победительной фиоритурой условности. Все прозвучавшее — было «сегодня», и публика — свидетель, которого дирижер и оркестр заставили по-настоящему пережить условность в настоящем времени.
Source.
Юлия БЕДЕРОВА, "Московские новости", 14 февраля 2012 г.
Александр Ведерников в юбилейном сезоне ГАСО им. Светланова
