Памяти Александра Ведерникова
В Москве от осложнений при коронавирусной инфекции скончался главный дирижер петербургского Михайловского театра, музыкальный руководитель Большого театра в 2001–2009 годах.
Смерть всегда воспринимается как величайшая несправедливость. Особенно когда уходят молодые. Александру Ведерникову-младшему было всего 56: для дирижера — пора молодости, расцвета, когда мастерство уже созрело, когда почерк индивидуален, когда есть свой стиль, когда пришло понимание и глубина, а сил еще — на десятилетия вперед. Дирижеры очень часто — долгожители, настоящие патриархи — Тосканини, Караян, Бём, Мравинский. Александру Александровичу, к сожалению, судьба так много не отпустила — хотя, глядя на его могучего отца-баса, великого певца земли русской Александра Филипповича, выходившего на сцену и после восьмидесяти и певшего ярче и свежее многих молодых коллег, казалось, что у Ведерникова-сына впереди еще о-го-го сколько всего — премьер, проектов, записей…
Он начал очень рано. В 10 лет уже знал, что будет дирижером: при папе — оперном певце, всесоюзной знаменитости и маме — органистке и профессоре Консерватории выбор, казалось, был предопределен — в музыканты. Но не секрет, что многие дети знаменитых художников бунтуют против предначертанности, а у Саши всегда был характер и собственные представления о жизни. Поэтому это была не программа, а именно его выбор, — осознанный, хотя и ранний. В 24, после окончания Консерватории, он уже дирижирует в Театре Станиславского, потом работает в знаменитом федосеевском БСО, потом создает свой коллектив — оркестр «Русская филармония», с которым будет сделано очень много интересных программ, записей, гастрольных туров…
Один из ярчайших проектов тех лет — исполнение всех опер Рахманинова к 125-летнему юбилею гения: наряду с хитовым «Алеко» и раритетной, но почитаемой музыкантами за изыски и откровения «Франческой да Римини», прозвучали малоизвестный «Скупой рыцарь» и недописанная «Монна Ванна». Тогда уже было понятно: при всей симфонической одаренности Ведерникову нужен театр, он — человек оперы.
И театр вскоре возник в его жизни, да не какой-нибудь, а самый главный — почти десятилетие Ведерникова в Большом ознаменовано первым пришествием на эту сцену «Силы судьбы», «Адриенны Лекуврёр» и «Огненного ангела», поиском аутентизма в хрестоматийном опусе первого русского классика («Руслан и Людмила» Глинки) и авторского прочтения самого запетого хита национального репертуара («Онегин» в постановке Дмитрия Чернякова), возвращением в репертуар после десятилетий отсутствия Вагнера («Летучий голландец»), реабилитацией «скучных, длинных и неподъемных» опер-левиафанов Римского-Корсакова и Прокофьева — «Сказания о невидимом граде Китеже» и «Войны и мира». И настоящей репертуарной бомбой — впервые за тридцать лет Большой заказал оперу современному композитору: «Дети Розенталя» Леонида Десятникова произвели фурор не только музыкально-театральный, но и социально-политический.
После Большого была долгая и плодотворная работа в Дании, ставшей на десятилетие его портом приписки, а кроме нее — многочисленные выступления в лучших концертных залах мира и первых оперных театрах планеты, гастроли и записи с ведущими оркестрами России, Европы, Азии, Австралии и Америки. Зимой прошлого года он основательно вернулся на родину — возглавил Михайловский театр в Петербурге, который, бесспорно, нуждается в тонком и образованном музыканте, лидере не столько харизматичном (такой у него есть в лице директора Владимира Кехмана), сколько интеллектуальном и глубоком, способном творить не только перформативные эпатажные акции, но настоящую музыку. Первая же постановка — обращение к вердиевской «Аиде», доселе никогда во втором питерском оперном театре не шедшей, подтвердила: музыкой здесь отныне будут заниматься всерьез.
Его репертуар был необычайно широк: не только опера, но и балет, симфоническая и ораториальная музыка самых разных эпох и стилей, русская музыка и мировая классика, проверенные временем хиты и мировые премьеры современных сочинений. Не боялся некассового — дирижировал Типпета, Адамса и Тэлбота, поднимал обязывающие опусы Малера и Шнитке, успел сделать свое «Кольцо» Вагнера — далеко не каждый маэстро решается на такую глыбу.
Но при всей европейскости и универсализме таланта Ведерников всегда оставался русским дирижером: его трактовки не поражали богатырским размахом Светланова или нервической пульсацией Темирканова — скорее, в них было больше от интеллектуальной гармоничности Рождественского. И русскому репертуару он отдавал предпочтение, даже работая с зарубежными коллективами, для которых это вовсе не такой простой и каждодневный хлеб.
Его «Пиковая дама» на Савонлиннском оперном фестивале 2018 года отличалась интеллигентской деликатностью, от прочтения веяло не привычной достоевщиной, но чеховской изысканностью и меланхолией, что было неожиданно, а потому не всегда понятно. Но его оригинальное видение, даже удивляя и вызывая желание поспорить, тем не менее свидетельствовало о неординарности и умении взглянуть на, казалось бы, давно устоявшееся принципиально свежим взглядом.
Source.
Смерть всегда воспринимается как величайшая несправедливость. Особенно когда уходят молодые. Александру Ведерникову-младшему было всего 56: для дирижера — пора молодости, расцвета, когда мастерство уже созрело, когда почерк индивидуален, когда есть свой стиль, когда пришло понимание и глубина, а сил еще — на десятилетия вперед. Дирижеры очень часто — долгожители, настоящие патриархи — Тосканини, Караян, Бём, Мравинский. Александру Александровичу, к сожалению, судьба так много не отпустила — хотя, глядя на его могучего отца-баса, великого певца земли русской Александра Филипповича, выходившего на сцену и после восьмидесяти и певшего ярче и свежее многих молодых коллег, казалось, что у Ведерникова-сына впереди еще о-го-го сколько всего — премьер, проектов, записей…
Он начал очень рано. В 10 лет уже знал, что будет дирижером: при папе — оперном певце, всесоюзной знаменитости и маме — органистке и профессоре Консерватории выбор, казалось, был предопределен — в музыканты. Но не секрет, что многие дети знаменитых художников бунтуют против предначертанности, а у Саши всегда был характер и собственные представления о жизни. Поэтому это была не программа, а именно его выбор, — осознанный, хотя и ранний. В 24, после окончания Консерватории, он уже дирижирует в Театре Станиславского, потом работает в знаменитом федосеевском БСО, потом создает свой коллектив — оркестр «Русская филармония», с которым будет сделано очень много интересных программ, записей, гастрольных туров…
Один из ярчайших проектов тех лет — исполнение всех опер Рахманинова к 125-летнему юбилею гения: наряду с хитовым «Алеко» и раритетной, но почитаемой музыкантами за изыски и откровения «Франческой да Римини», прозвучали малоизвестный «Скупой рыцарь» и недописанная «Монна Ванна». Тогда уже было понятно: при всей симфонической одаренности Ведерникову нужен театр, он — человек оперы.
И театр вскоре возник в его жизни, да не какой-нибудь, а самый главный — почти десятилетие Ведерникова в Большом ознаменовано первым пришествием на эту сцену «Силы судьбы», «Адриенны Лекуврёр» и «Огненного ангела», поиском аутентизма в хрестоматийном опусе первого русского классика («Руслан и Людмила» Глинки) и авторского прочтения самого запетого хита национального репертуара («Онегин» в постановке Дмитрия Чернякова), возвращением в репертуар после десятилетий отсутствия Вагнера («Летучий голландец»), реабилитацией «скучных, длинных и неподъемных» опер-левиафанов Римского-Корсакова и Прокофьева — «Сказания о невидимом граде Китеже» и «Войны и мира». И настоящей репертуарной бомбой — впервые за тридцать лет Большой заказал оперу современному композитору: «Дети Розенталя» Леонида Десятникова произвели фурор не только музыкально-театральный, но и социально-политический.
После Большого была долгая и плодотворная работа в Дании, ставшей на десятилетие его портом приписки, а кроме нее — многочисленные выступления в лучших концертных залах мира и первых оперных театрах планеты, гастроли и записи с ведущими оркестрами России, Европы, Азии, Австралии и Америки. Зимой прошлого года он основательно вернулся на родину — возглавил Михайловский театр в Петербурге, который, бесспорно, нуждается в тонком и образованном музыканте, лидере не столько харизматичном (такой у него есть в лице директора Владимира Кехмана), сколько интеллектуальном и глубоком, способном творить не только перформативные эпатажные акции, но настоящую музыку. Первая же постановка — обращение к вердиевской «Аиде», доселе никогда во втором питерском оперном театре не шедшей, подтвердила: музыкой здесь отныне будут заниматься всерьез.
Его репертуар был необычайно широк: не только опера, но и балет, симфоническая и ораториальная музыка самых разных эпох и стилей, русская музыка и мировая классика, проверенные временем хиты и мировые премьеры современных сочинений. Не боялся некассового — дирижировал Типпета, Адамса и Тэлбота, поднимал обязывающие опусы Малера и Шнитке, успел сделать свое «Кольцо» Вагнера — далеко не каждый маэстро решается на такую глыбу.
Но при всей европейскости и универсализме таланта Ведерников всегда оставался русским дирижером: его трактовки не поражали богатырским размахом Светланова или нервической пульсацией Темирканова — скорее, в них было больше от интеллектуальной гармоничности Рождественского. И русскому репертуару он отдавал предпочтение, даже работая с зарубежными коллективами, для которых это вовсе не такой простой и каждодневный хлеб.
Его «Пиковая дама» на Савонлиннском оперном фестивале 2018 года отличалась интеллигентской деликатностью, от прочтения веяло не привычной достоевщиной, но чеховской изысканностью и меланхолией, что было неожиданно, а потому не всегда понятно. Но его оригинальное видение, даже удивляя и вызывая желание поспорить, тем не менее свидетельствовало о неординарности и умении взглянуть на, казалось бы, давно устоявшееся принципиально свежим взглядом.
Source.
Александр МАТУСЕВИЧ,
"Культура", 31.10.2020
"Культура", 31.10.2020
