Интервью с художественным руководителем Большого театра Александром Ведерниковым.
— Наверняка в прошлом июле или августе Вы ставили перед собой те или иные задачи, связанные с наступающим сезоном. Удалось ли эти задачи выполнить?
— Если говорить о событиях, то все события, которые должны были произойти, произошли.
— А в творческом отношении? Например, первая постановка прошедшего сезона, «Евгений Онегин» — этот спектакль получился таким, каким Вам хотелось бы его видеть, или нет?
— Когда начинаешь заниматься каким-то спектаклем, его финальные очертания никогда не бывают ясны. Даже если тебе приносят и показывают макет, и кажется, что макет просто замечательный – в результате может оказаться, что все получилось не так уж и хорошо. Или наоборот: макет какой-то странный, все сделано не очень внятно, а потом раз – и все получается. Поэтому элемент непредсказуемости всегда есть и, наверное, должен быть.
Если говорить именно об «Онегине», то, как некий очень убедительный драматический продукт, этот спектакль получился очень хорошим. До какой степени мне удалось реализовать какие-то музыкальные идеи… На этапе соприкосновения с какими-то режиссерскими обстоятельствами работы, всегда неизбежен компромисс. Можно просто пытаться минимизировать его, что я обычно и пытаюсь сделать, а можно встать в позу и сказать, что, если не будет выполнен ряд условий, я работать не буду. Тогда на финальном этапе обязательно столкнешься с проблемой другого плана: ты реализовал все именно так, как хотел, но за счет этого начинает провисать драматическая сторона спектакля.
Естественно, изначально дирижер и режиссер в каком-то смысле друг другу мешают. Но со временем происходит притирка. Я понимаю, что надо ему, он понимает, что надо мне – работать становится проще. А Дмитрий Черняков, к тому же, человек, вовсе не чуждый музыки. С Александром Николаевичем Сокуровым было сложнее, потому что, на мой взгляд, музыка ему больше мешала, чем помогала. Может быть, потому что он сам по себе совершенно самодостаточная и крупная творческая личность. Так или иначе, какая-то полемика с Мусоргским у него все время шла, в которой я, естественно, выступал на стороне автора. Что-то нам удалось отвоевать, что-то – нет…
Если говорить о симфонических концертах, то, как мне кажется, творческие результаты были неплохие. В этом смысле я хотел бы особенно выделить последний симфонический концерт (Малер, «Песни о земле»), за который вообще никому стыдно не должно быть. Это говорит о том, что творческое развитие идет, а иногда даже двигается некоторыми скачками. То, что было совершенно невозможным какое-то время назад, сейчас уже вполне выполнимо, и на очень приличном уровне.
В этом смысле наступающий сезон будет показательным: нам нужно будет весьма ярко сыграть концерты в театре Скала, а кроме этого нас ждут выступления на Шлезвиг-Гольдштейновском фестивале и еще несколько важных появлений. При этом в следующем сезоне я не провожу никаких оперных постановок. Кстати говоря, это один из возможных ответов на звучащие упреки о том, что в Большом театре-де никаких по-настоящему крупных творческих фигур не появляется. Мне кажется, что фигуры Михаила Васильевича Плетнева и Юрия Хатуевича Темирканова – это тот дирижерский уровень, против которого мало что можно возразить.
— Действительно, прошлый сезон ознаменовался приходом Юрия Темирканова на должность главного приглашенного дирижера. Что Вы можете сказать об этом?
— На мой взгляд, тот объем работы, который Юрий Хатуевич собирается выполнять, очень благотворно скажется на функционировании наших творческих коллективов – и оркестра, и хора, и оперной труппы в целом. В этом сезоне он должен выпустить премьеру «Кармен», что само по себе уже немало, должен продирижировать спектаклями текущего репертуара (в частности, «Пиковой дамой»). Кроме того, состоится симфонический концерт под его руководством, а во время одной из гастрольных поездок он, вероятно, тоже продирижирует несколько вечеров.
— Можете ли Вы указать на какие-то отрицательные явления, которые стали для Вас очевидны за последний год?
— Что меня беспокоит — это некий дефицит информационных поводов (в хорошем смысле слова). Театр работает в своем новом здании, организационные ограничения большие, и это не очень хорошо, потому что так называемый прокат спектаклей текущего репертуара, в общем, не есть самое творческое, что можно себе представить. То есть, видимо, нужно искать какие-то дополнительные формы – может быть, в виде каких-то экстраординарных вещей. Может быть, даже в виде организации каких-то фестивалей. Возможно, это одна из причин, побудивших Валерия Абисаловича создать ряд фестивалей, и, в том числе, московский «Пасхальный» — слишком длительное существование в рамках стандартных для театра условий обеспечивает слишком высокую степень монотонности.
— Но ведь в этом сезоне театр выпустил две очень громкие оперные премьеры, три балетные, симфонические концерты проходят вполне успешно…
— Здесь дело не в количестве, а в том, как это все происходит. Можно играть то же количество спектаклей, которое мы играем сейчас в сезоне, но если форма подачи будет другая, то и результат будет другой. Возьмем театр Ла Скала. Что бы они ни делали – любое их мероприятие носит черты уникальности. Потому что прошло десять каких-то спектаклей – и все, больше такого не будет.
— Но ведь там другая схема работы, Скала — антрепризный театр…
— Схема работы отличается не настолько сильно, насколько может показаться на первый взгляд. Хотя, безусловно, отличия есть. И тем не менее, меня все время мучает мысль о том, что, чем играть шесть или восемь «Царских невест» в сезоне с интервалом в месяц и с более или менее случайным попаданием в качество с точки зрения состава, наличия репетиций и так далее, может быть, лучше будет собрать впечатляющий состав, дать хорошего дирижера, три-четыре дня репетиций — и сыграть штук шесть таких спектаклей подряд. С творческой точки зрения это будет абсолютно другое дело. Конечно, проанонсировать, что Грязнова споет выдающийся артист Сидоров, а в роли Любаши – великолепная артистка Петрова… То есть создать совокупность информационных поводов по поводу старого спектакля «Царская невеста», заодно приведя его в порядок.
— Привлекать внимание так, как это получилось с «Евгением Онегиным» — не страшно? Вас не смутила бурная реакция на эту постановку?
— Мне кажется, что внимания к этому было привлечено столько, сколько нужно. Более того, если бы не мнение Галины Павловны Вишневской, то все прошло бы намного спокойнее. А сам спектакль имеет безусловный успех у слушателей – сейчас уже можно делать какие-то выводы и говорить об этом. Он ни в коем случае не оставляет слушателей равнодушными — в этом смысле спектакль очень действенный.
— Говоря об информационном противостоянии — Вас не смущает, что периодически возникают те или разговоры или публикации, связанные с Большим театром, причем не всегда имеющие под собой подоплеку из фактов?
— Про Большой театр вообще очень много говорят. Это бездонный кладезь — в том смысле, что если ты не имеешь к нему отношения, но тебе нужно каким-то образом «прозвучать», то можно тут же «наехать» на что-либо в Большом театре и получить гарантированный всплеск интереса к себе. При этом, к сожалению, позиция самого Большого театра на тему таких комментариев четко не сформулирована. То есть Большой театр не очень хорошо понимает, как себя вести в таких ситуациях.
Как правило, считается, что мы не можем реагировать и отвечать на всякие глупости. С одной стороны, действительно, не можем, а с другой стороны… Вот, допустим, сидят два шахматиста, и один начинает играть крайне нагло. Если другой скажет: «Да нет, ну, что это такое, что это за дурной тон!» — он тут же получит мат, и этим кончится все дело. Ведь есть же королевский гамбит, да? Страшно авантюристическая вещь. Но есть защиты. Можно сделать так или эдак. В результате чего тот, кто в начале нахамил, в эндшпиле с гарантией получит все, что ему за это полагается. Если, конечно, делать это умело. Но вот таких стратегий мы пока не разработали.
Собственно, эта мысль пересекается и с тем, что я говорил о спектаклях, как информационных поводах. Конечно, «Царская невеста» не может уже являться таковым – им, скорее, станет артистка Икс или дирижер Игрек. Но речь о том, что Большой театр должен иметь некую стратегию и четкое понимание того, как он открывается обществу, как общество его воспринимает. То есть должен работать над своим имиджем. Правда, это легко сказать, но очень трудно сделать. Но работа ведется и в этом направлении.
Источник
— Наверняка в прошлом июле или августе Вы ставили перед собой те или иные задачи, связанные с наступающим сезоном. Удалось ли эти задачи выполнить?
— Если говорить о событиях, то все события, которые должны были произойти, произошли.
— А в творческом отношении? Например, первая постановка прошедшего сезона, «Евгений Онегин» — этот спектакль получился таким, каким Вам хотелось бы его видеть, или нет?
— Когда начинаешь заниматься каким-то спектаклем, его финальные очертания никогда не бывают ясны. Даже если тебе приносят и показывают макет, и кажется, что макет просто замечательный – в результате может оказаться, что все получилось не так уж и хорошо. Или наоборот: макет какой-то странный, все сделано не очень внятно, а потом раз – и все получается. Поэтому элемент непредсказуемости всегда есть и, наверное, должен быть.
Если говорить именно об «Онегине», то, как некий очень убедительный драматический продукт, этот спектакль получился очень хорошим. До какой степени мне удалось реализовать какие-то музыкальные идеи… На этапе соприкосновения с какими-то режиссерскими обстоятельствами работы, всегда неизбежен компромисс. Можно просто пытаться минимизировать его, что я обычно и пытаюсь сделать, а можно встать в позу и сказать, что, если не будет выполнен ряд условий, я работать не буду. Тогда на финальном этапе обязательно столкнешься с проблемой другого плана: ты реализовал все именно так, как хотел, но за счет этого начинает провисать драматическая сторона спектакля.
Естественно, изначально дирижер и режиссер в каком-то смысле друг другу мешают. Но со временем происходит притирка. Я понимаю, что надо ему, он понимает, что надо мне – работать становится проще. А Дмитрий Черняков, к тому же, человек, вовсе не чуждый музыки. С Александром Николаевичем Сокуровым было сложнее, потому что, на мой взгляд, музыка ему больше мешала, чем помогала. Может быть, потому что он сам по себе совершенно самодостаточная и крупная творческая личность. Так или иначе, какая-то полемика с Мусоргским у него все время шла, в которой я, естественно, выступал на стороне автора. Что-то нам удалось отвоевать, что-то – нет…
Если говорить о симфонических концертах, то, как мне кажется, творческие результаты были неплохие. В этом смысле я хотел бы особенно выделить последний симфонический концерт (Малер, «Песни о земле»), за который вообще никому стыдно не должно быть. Это говорит о том, что творческое развитие идет, а иногда даже двигается некоторыми скачками. То, что было совершенно невозможным какое-то время назад, сейчас уже вполне выполнимо, и на очень приличном уровне.
В этом смысле наступающий сезон будет показательным: нам нужно будет весьма ярко сыграть концерты в театре Скала, а кроме этого нас ждут выступления на Шлезвиг-Гольдштейновском фестивале и еще несколько важных появлений. При этом в следующем сезоне я не провожу никаких оперных постановок. Кстати говоря, это один из возможных ответов на звучащие упреки о том, что в Большом театре-де никаких по-настоящему крупных творческих фигур не появляется. Мне кажется, что фигуры Михаила Васильевича Плетнева и Юрия Хатуевича Темирканова – это тот дирижерский уровень, против которого мало что можно возразить.
— Действительно, прошлый сезон ознаменовался приходом Юрия Темирканова на должность главного приглашенного дирижера. Что Вы можете сказать об этом?
— На мой взгляд, тот объем работы, который Юрий Хатуевич собирается выполнять, очень благотворно скажется на функционировании наших творческих коллективов – и оркестра, и хора, и оперной труппы в целом. В этом сезоне он должен выпустить премьеру «Кармен», что само по себе уже немало, должен продирижировать спектаклями текущего репертуара (в частности, «Пиковой дамой»). Кроме того, состоится симфонический концерт под его руководством, а во время одной из гастрольных поездок он, вероятно, тоже продирижирует несколько вечеров.
— Можете ли Вы указать на какие-то отрицательные явления, которые стали для Вас очевидны за последний год?
— Что меня беспокоит — это некий дефицит информационных поводов (в хорошем смысле слова). Театр работает в своем новом здании, организационные ограничения большие, и это не очень хорошо, потому что так называемый прокат спектаклей текущего репертуара, в общем, не есть самое творческое, что можно себе представить. То есть, видимо, нужно искать какие-то дополнительные формы – может быть, в виде каких-то экстраординарных вещей. Может быть, даже в виде организации каких-то фестивалей. Возможно, это одна из причин, побудивших Валерия Абисаловича создать ряд фестивалей, и, в том числе, московский «Пасхальный» — слишком длительное существование в рамках стандартных для театра условий обеспечивает слишком высокую степень монотонности.
— Но ведь в этом сезоне театр выпустил две очень громкие оперные премьеры, три балетные, симфонические концерты проходят вполне успешно…
— Здесь дело не в количестве, а в том, как это все происходит. Можно играть то же количество спектаклей, которое мы играем сейчас в сезоне, но если форма подачи будет другая, то и результат будет другой. Возьмем театр Ла Скала. Что бы они ни делали – любое их мероприятие носит черты уникальности. Потому что прошло десять каких-то спектаклей – и все, больше такого не будет.
— Но ведь там другая схема работы, Скала — антрепризный театр…
— Схема работы отличается не настолько сильно, насколько может показаться на первый взгляд. Хотя, безусловно, отличия есть. И тем не менее, меня все время мучает мысль о том, что, чем играть шесть или восемь «Царских невест» в сезоне с интервалом в месяц и с более или менее случайным попаданием в качество с точки зрения состава, наличия репетиций и так далее, может быть, лучше будет собрать впечатляющий состав, дать хорошего дирижера, три-четыре дня репетиций — и сыграть штук шесть таких спектаклей подряд. С творческой точки зрения это будет абсолютно другое дело. Конечно, проанонсировать, что Грязнова споет выдающийся артист Сидоров, а в роли Любаши – великолепная артистка Петрова… То есть создать совокупность информационных поводов по поводу старого спектакля «Царская невеста», заодно приведя его в порядок.
— Привлекать внимание так, как это получилось с «Евгением Онегиным» — не страшно? Вас не смутила бурная реакция на эту постановку?
— Мне кажется, что внимания к этому было привлечено столько, сколько нужно. Более того, если бы не мнение Галины Павловны Вишневской, то все прошло бы намного спокойнее. А сам спектакль имеет безусловный успех у слушателей – сейчас уже можно делать какие-то выводы и говорить об этом. Он ни в коем случае не оставляет слушателей равнодушными — в этом смысле спектакль очень действенный.
— Говоря об информационном противостоянии — Вас не смущает, что периодически возникают те или разговоры или публикации, связанные с Большим театром, причем не всегда имеющие под собой подоплеку из фактов?
— Про Большой театр вообще очень много говорят. Это бездонный кладезь — в том смысле, что если ты не имеешь к нему отношения, но тебе нужно каким-то образом «прозвучать», то можно тут же «наехать» на что-либо в Большом театре и получить гарантированный всплеск интереса к себе. При этом, к сожалению, позиция самого Большого театра на тему таких комментариев четко не сформулирована. То есть Большой театр не очень хорошо понимает, как себя вести в таких ситуациях.
Как правило, считается, что мы не можем реагировать и отвечать на всякие глупости. С одной стороны, действительно, не можем, а с другой стороны… Вот, допустим, сидят два шахматиста, и один начинает играть крайне нагло. Если другой скажет: «Да нет, ну, что это такое, что это за дурной тон!» — он тут же получит мат, и этим кончится все дело. Ведь есть же королевский гамбит, да? Страшно авантюристическая вещь. Но есть защиты. Можно сделать так или эдак. В результате чего тот, кто в начале нахамил, в эндшпиле с гарантией получит все, что ему за это полагается. Если, конечно, делать это умело. Но вот таких стратегий мы пока не разработали.
Собственно, эта мысль пересекается и с тем, что я говорил о спектаклях, как информационных поводах. Конечно, «Царская невеста» не может уже являться таковым – им, скорее, станет артистка Икс или дирижер Игрек. Но речь о том, что Большой театр должен иметь некую стратегию и четкое понимание того, как он открывается обществу, как общество его воспринимает. То есть должен работать над своим имиджем. Правда, это легко сказать, но очень трудно сделать. Но работа ведется и в этом направлении.
Источник
Борис ЛИФАНОВСКИЙ,
15 июля 2007 г.
15 июля 2007 г.
Александр Ведерников об итогах сезона 2006/07 и о дальнейших планах
