29 марта симфонический абонемент Большого театра в Большом зале Московской консерватории продолжится концертом из произведений Рихарда Штрауса. Будут исполнены песни для голоса и симфонического оркестра, а также симфоническая поэма «Жизнь героя». Главный дирижер и музыкальный руководитель Большого театра Александр Ведерников комментирует очередное появления на московской сцене симфонического оркестра Большого театра.
— Александр Александрович, чем Вы руководствовались, выбрав для исполнения из всех симфонических поэм Рихарда Штрауса именно «Жизнь героя?
— В прошлом году мы уже обращались к творчеству Рихарда Штрауса, исполнив его «Дон Кихот». «Жизнь героя» я бы назвал вершиной в жанре симфонической поэмы у Штрауса — больше он в этом направлении не работал, обращаясь уже только к жанру симфонии. Можно сказать, что в этой поэме он смог суммировать все свои достижения — как художественного порядка, так и технического. В «Жизни героя» наблюдается наиболее декоративное письмо, сама эта поэма — наиболее длинная из всех… Мне кажется, что если оркестр может сыграть такое сочинение, то это говорит о том, что пройден некий рубеж, покорен один из важных оркестровых пиков. То есть я выбрал это сочинение во многом по причине того, что это своего рода вызов коллективу.
— Вы считаете, что оркестр полностью готов к покорению того пика, или хотите, чтобы коллектив, что называется, «вырос» на нем?
— «Жизнь героя» принадлежит к таким сочинениям, к которым, пожалуй, никогда нельзя быть абсолютно готовым. Тем не менее, до какого-то момента я бы в принципе не стал играть это произведение с оркестром Большого театра. Но сейчас я четко вижу, что играть его можно и нужно. Хотя пространство для развития, безусловно, остается всегда.
— Что Вы можете сказать о солистке, сопрано Рикарде Мербет?
— Рикарда Мербет родилась в Восточной Германии, а после падения Берлинской стены переехала в Вену, и с тех пор активно сотрудничает с Венской оперой. Насколько мне известно, она специализируется, в основном, на партиях Вагнера и Штрауса. У нас она пока не очень известна — по целому ряду причин. По тем же причинам, скажем, у нас была неизвестна Вальтрауд Майер — в Москве ее имя стали узнавать только после того, как мы привезли ее сюда в прошлом году.
— Почему Вы остановили выбор именно на таком наборе песен?
— Если говорить о песнях Рихарда Штрауса, то первыми в голову приходят, конечно, четыре последние песни. Они наиболее известны. На самом деле, полное собрание сочинений Рихарда Штрауса, которое недавно закончили издавать, включает в себя целый том песен Штрауса, которые им же самим и оркестрованы. Это около 25 сочинений. Мы выбрали цикл из шести песен на слова Брентано и еще пять отдельных песен, которые достаточно хорошо известны.
Дело в том, что когда у нас человек учится в консерватории, он в обязательном порядке играет несколько песен Штрауса по концертмейстерскому классу. Существует несколько популярных в нашей практике песен, некоторые из которых мы исполним 29 марта. Но с оркестром их, я думаю, в России еще никто не пел, хотя специально я это не проверял.
Есть и другая причина, по которой захотелось сыграть песни с оркестром. Еще лет пятнадцать-двадцать назад у нас была широко распространена практика камерных концертов в Большом, и в Малом залах Московской консерватории. В данном случае я говорю и о фортепианных, и о скрипичных, и о квартетных, и в том числе о вокальных вечерах. Помню, например, как мой отец пел концерт в Большом зале, и потом концерт в Малом зале. Все только с роялем. Там исполнялась как русская музыка, так и западная музыка. А потом такие концерты перестали являться правилом — не могу точно сказать, когда, и на вопрос «почему?» тоже, наверное, не смогу ответить.
Причем я не имею в виду только вокалистов. Если сравнить то, что происходит сейчас, с ситуацией даже десятилетней давности, то сегодня и пианисты играют сольные концерты намного реже, и сонатный вечер в Большом зале консерватории, например, я себе с трудом представляю. Безусловно, такие случаи есть, но для этого необходимо, чтобы приехали Репин или Венгеров, а пойдут при этом именно на солистов, а вовсе не для того, чтобы послушать, скажем, сонату Франка.
Поэтому, исполняя песни с оркестром, мы делаем намек на то, что к камерному музицированию необходимо, так или иначе, возвращаться в более широком масштабе.
— Как руководитель оперного театра, Вы наверняка согласитесь с тем, что камерные концерты для вокалистов являются очень важной частью их жизни, как музыкантов, поскольку камерные выступления могут дать такой опыт, который на сцене оперного театра приобрести нельзя. Вы хотели бы, что артисты Большого театра также приняли участие в возобновлении той традиции, о которой Вы говорите?
— Я этого хотел раньше, и я этого хочу сейчас. Скажем, когда мы проводили прослушивание к постановке оперы «Борис Годунов», по разным причинам – и в том числе по этой – я сказал, что не надо петь ничего из оперы «Борис Годунов», а пусть все придут и споют романсы Мусоргского. Все стиснули зубы и выучили.
— Какое впечатление это произвело на Вас?
— Очень хорошее. Во-первых, как я понял, люди к этому отнеслись серьезно. Во-вторых, поскольку для большинства из них это малоизведанная территория, они не опирались на какие-то штампы, а попытались создать что-то свое. На мой взгляд, это был крайне полезный опыт.
Но, если вернуться к предыдущему вопросу, в комплексе все это довольно сложно. Дело в том, что все наши певцы имеют достаточно высокую занятость, и если предложить им сделать вокальный вечер артистов Большого театра, то они в первую очередь начнут предлагать отрывки из опер. Если же заходит речь о том, чтобы петь камерный репертуар, то все упирается в необходимость изучения нового материала, что не всеми приветствуется. С другой стороны, требовать этого имеет смысл, видимо, не от всех, а лишь от тех, у кого это будет получаться.
Кроме того, пока не сформулировано четкое предложение, а также нет площадки, на которой можно было бы каким-то образом на подобное предложение ответить. Если бы у нас был для этого, например, Малый Зал Московской консерватории… В свое время я предлагал сделать именно камерный абонемент Большого театра.
У нас имеются в наличии очень мощные и яркие творческие силы, которые могли бы такой абонемент сделать интересным: это, безусловно, были бы не только певцы, но и различные ансамбли, которые существуют в рамках нашего оркестра. Не могу сказать, что эта идея совсем не встретила понимания у руководства Московской филармонии, но ни к какому конкретному решению мы пока не пришли. Возможно, это дело будущего.
Источник
— Александр Александрович, чем Вы руководствовались, выбрав для исполнения из всех симфонических поэм Рихарда Штрауса именно «Жизнь героя?
— В прошлом году мы уже обращались к творчеству Рихарда Штрауса, исполнив его «Дон Кихот». «Жизнь героя» я бы назвал вершиной в жанре симфонической поэмы у Штрауса — больше он в этом направлении не работал, обращаясь уже только к жанру симфонии. Можно сказать, что в этой поэме он смог суммировать все свои достижения — как художественного порядка, так и технического. В «Жизни героя» наблюдается наиболее декоративное письмо, сама эта поэма — наиболее длинная из всех… Мне кажется, что если оркестр может сыграть такое сочинение, то это говорит о том, что пройден некий рубеж, покорен один из важных оркестровых пиков. То есть я выбрал это сочинение во многом по причине того, что это своего рода вызов коллективу.
— Вы считаете, что оркестр полностью готов к покорению того пика, или хотите, чтобы коллектив, что называется, «вырос» на нем?
— «Жизнь героя» принадлежит к таким сочинениям, к которым, пожалуй, никогда нельзя быть абсолютно готовым. Тем не менее, до какого-то момента я бы в принципе не стал играть это произведение с оркестром Большого театра. Но сейчас я четко вижу, что играть его можно и нужно. Хотя пространство для развития, безусловно, остается всегда.
— Что Вы можете сказать о солистке, сопрано Рикарде Мербет?
— Рикарда Мербет родилась в Восточной Германии, а после падения Берлинской стены переехала в Вену, и с тех пор активно сотрудничает с Венской оперой. Насколько мне известно, она специализируется, в основном, на партиях Вагнера и Штрауса. У нас она пока не очень известна — по целому ряду причин. По тем же причинам, скажем, у нас была неизвестна Вальтрауд Майер — в Москве ее имя стали узнавать только после того, как мы привезли ее сюда в прошлом году.
— Почему Вы остановили выбор именно на таком наборе песен?
— Если говорить о песнях Рихарда Штрауса, то первыми в голову приходят, конечно, четыре последние песни. Они наиболее известны. На самом деле, полное собрание сочинений Рихарда Штрауса, которое недавно закончили издавать, включает в себя целый том песен Штрауса, которые им же самим и оркестрованы. Это около 25 сочинений. Мы выбрали цикл из шести песен на слова Брентано и еще пять отдельных песен, которые достаточно хорошо известны.
Дело в том, что когда у нас человек учится в консерватории, он в обязательном порядке играет несколько песен Штрауса по концертмейстерскому классу. Существует несколько популярных в нашей практике песен, некоторые из которых мы исполним 29 марта. Но с оркестром их, я думаю, в России еще никто не пел, хотя специально я это не проверял.
Есть и другая причина, по которой захотелось сыграть песни с оркестром. Еще лет пятнадцать-двадцать назад у нас была широко распространена практика камерных концертов в Большом, и в Малом залах Московской консерватории. В данном случае я говорю и о фортепианных, и о скрипичных, и о квартетных, и в том числе о вокальных вечерах. Помню, например, как мой отец пел концерт в Большом зале, и потом концерт в Малом зале. Все только с роялем. Там исполнялась как русская музыка, так и западная музыка. А потом такие концерты перестали являться правилом — не могу точно сказать, когда, и на вопрос «почему?» тоже, наверное, не смогу ответить.
Причем я не имею в виду только вокалистов. Если сравнить то, что происходит сейчас, с ситуацией даже десятилетней давности, то сегодня и пианисты играют сольные концерты намного реже, и сонатный вечер в Большом зале консерватории, например, я себе с трудом представляю. Безусловно, такие случаи есть, но для этого необходимо, чтобы приехали Репин или Венгеров, а пойдут при этом именно на солистов, а вовсе не для того, чтобы послушать, скажем, сонату Франка.
Поэтому, исполняя песни с оркестром, мы делаем намек на то, что к камерному музицированию необходимо, так или иначе, возвращаться в более широком масштабе.
— Как руководитель оперного театра, Вы наверняка согласитесь с тем, что камерные концерты для вокалистов являются очень важной частью их жизни, как музыкантов, поскольку камерные выступления могут дать такой опыт, который на сцене оперного театра приобрести нельзя. Вы хотели бы, что артисты Большого театра также приняли участие в возобновлении той традиции, о которой Вы говорите?
— Я этого хотел раньше, и я этого хочу сейчас. Скажем, когда мы проводили прослушивание к постановке оперы «Борис Годунов», по разным причинам – и в том числе по этой – я сказал, что не надо петь ничего из оперы «Борис Годунов», а пусть все придут и споют романсы Мусоргского. Все стиснули зубы и выучили.
— Какое впечатление это произвело на Вас?
— Очень хорошее. Во-первых, как я понял, люди к этому отнеслись серьезно. Во-вторых, поскольку для большинства из них это малоизведанная территория, они не опирались на какие-то штампы, а попытались создать что-то свое. На мой взгляд, это был крайне полезный опыт.
Но, если вернуться к предыдущему вопросу, в комплексе все это довольно сложно. Дело в том, что все наши певцы имеют достаточно высокую занятость, и если предложить им сделать вокальный вечер артистов Большого театра, то они в первую очередь начнут предлагать отрывки из опер. Если же заходит речь о том, чтобы петь камерный репертуар, то все упирается в необходимость изучения нового материала, что не всеми приветствуется. С другой стороны, требовать этого имеет смысл, видимо, не от всех, а лишь от тех, у кого это будет получаться.
Кроме того, пока не сформулировано четкое предложение, а также нет площадки, на которой можно было бы каким-то образом на подобное предложение ответить. Если бы у нас был для этого, например, Малый Зал Московской консерватории… В свое время я предлагал сделать именно камерный абонемент Большого театра.
У нас имеются в наличии очень мощные и яркие творческие силы, которые могли бы такой абонемент сделать интересным: это, безусловно, были бы не только певцы, но и различные ансамбли, которые существуют в рамках нашего оркестра. Не могу сказать, что эта идея совсем не встретила понимания у руководства Московской филармонии, но ни к какому конкретному решению мы пока не пришли. Возможно, это дело будущего.
Источник
Борис ЛИФАНОВСКИЙ,
14 марта 2007 г.
14 марта 2007 г.
Александр Ведерников: «Жизнь героя» я бы назвал вершиной в жанре симфонической поэмы у Штрауса
