До назначения нового худрука на Госоркестр им. Светланова остаются считанные дни. Конечно, многие хотели бы видеть на этом посту Валерия Гергиева (напомним, что именно он отстранил Горенштейна от конкурса Чайковского-2011 после неудачного высказывания в адрес армянского виолончелиста).
Но в руках Гергиева и без того целая империя, все управленческие ниточки. Как можно быть императором дважды?
Вчера в кафе на Бронной мы пообщались с другим претендентом — главным дирижером Симфонического оркестра в датском Оденсе Александром Ведерниковым.
Взвешивая все «за» и «против», бывший дирижер Большого театра мог бы оказаться наиболее разумной кандидатурой из всех называемых. В эксклюзивном интервью «МК» он рассказал, каким, по его мнению, должен быть новый Госоркестр.
— Чем должен отличаться ГАСО от прочих? Все-таки номинально — он главный…
— В годы моей юности не надо были придумывать, чем один оркестр должен отличаться от другого — всё уже было в звучании. У меня-студента был спор с приятелем: вот транслируют музыку по радио – возьми и угадай кто играет.
Я легко отличал и Госоркестр п/р Светланова («мясистое» звучание да еще и с вибрато, выпуклый показ тембров), и федосеевский (мягкий округлый, «русский» звук струнных), и оркестр Московской филармонии эпохи Кондрашина/Китаенко. Поэтому было интересно сравнить, как тот или иной коллектив играет, скажем, симфонию Чайковского.
— Почему сегодня это утрачено?— Имеем то, что имеем: кризис мотивации. Никому ничего не надо. Ни сверху, ни снизу. Нет, есть честные музыканты, есть и любители музыки, но ощущение перспективы, что «завтра должно быть лучше, чем сегодня», — нас оставило. Торжествует примитивная кассовая логика: зачем играть симфонии Брукнера или Сибелиуса, когда хорошо продается Пятая Чайковского?
Так мы с вами скатимся до Маленькой ночной серенады Моцарта, исполняемой без оркестра электронной пукалкой. Все коммерчески упрощается. Но принцип «заработать побольше» на классике — не должен становиться приоритетом. И я с подозрением смотрю на огромные постеры, развешанные по городу, мол, приезжает такая-то оперная звезда – чудесно, но к искусству это не имеет отношения.
Идет привнесение законов шоу-бизнеса в наш цех: лучшим становится тот, кто более известен. А это не так: быть лучшим — одна мотивация, быть известным — совсем другая.
— Так вернемся к ГАСО: как ему-то стать лучшим?— Во-первых, нужно предложить публике целую палитру крупных исполнителей – дирижеров и солистов, которые должны выразить все лучшее, что есть на отечественной и мировой сцене.
— Как, и дирижеры? То есть нужно делиться, а не только все грести под себя?
— Разумеется. А то иные наши оркестры давно существуют в виде частных лавок.
Ведь в чем трагедия заключается — убрали Горенштейна и вроде как нет оркестра. Всё мгновенно рассыпалось. А убери сэра Саймона Рэттла — все равно Берлинская филармония останется.
Музыканты хотят много прав, но ответственность не готовы брать ни за что. Между прочим, знаменитый Персимфанс (коллектив 20-х гг. XX века, выступавший без дирижера) после распада принял участие в формировании Госоркестра.
Так собрался бы ГАСО и сыграл бы свой юбилейный концерт без дирижера, — эко большое дело! Но это был бы поступок, яркая страница в истории, они как бы сказали: «наша ценность — суверенна, мы садимся и играем», но… им это слабо.
— Можно уточнить: нужно регулярно приглашать за пульт таких фигур как Зубин Мета или Курт Мазур?
— Самые известные — не значит самые лучшие. Но в общем вы правы. Другое дело, сам оркестр должен быть готов к таким маэстро.
— А нужно ли, чтоб в наших оркестрах сидели европейские музыканты?— Увы, наше законодательство не позволяет. Хотя почему-то разрешает покупать футбольных игроков из Камеруна и давать им российские паспорта (это к вопросу о госприоритетах). А вот объявить конкурс на вакансию концертмейстера, позвать музыканта — ладно из Европы, из Украины! — невозможно.
Мы пытались объявить в оркестре Большого театра международный конкурс на первую арфу, ну не было в России достойных первых арф. Нам стали тут же звонить из отдела кадров и говорить, чтоб мы этого не делали: «не хотим просиживать сутками в миграционной службе!».
Вроде, «железного занавеса» нет, но и в законах, и в головах чиновников он остался. Но приглашать западных музыкантов очень полезно — надо ж как-то конкуренцию почувствовать!
— Может вообще на ГАСО иностранца назначить?
— Опять же — когда в оркестре все хорошо, почему нет? А так он просто не поймет в какую систему координат попал. Как ему объяснить, что должен почти 1 млн. рублей платить, чтоб сыграть в Большом зале консерватории?
— А если замахнуться на строительство нового зала для ГАСО?
— Мне на это ответят: «Вы знаете, Александр Александрович, исторически у ГАСО никогда не было своего зала. Ну и почему он сейчас должен возникнуть?» Вот и всё.
Еще аспект — Госоркестр должен обязательно записываться, оставляя после себя след. Скажем, цикл симфоний Чайковского, этакое новое прочтение русской классики.
Что неплохо еще сделать: выстроить отношения с вузами, чтобы был приток правильных кадров. Инициировать изучение таких специфичных инструментов как флейта-пикколо, английский рожок, а то ведь музыканты сами начинают переучиваться…
Еще я бы с удовольствием выбрал какой-нибудь оркестр на периферии в качестве партнера. Взял бы над ним творческое шефство, развивал. Ведь неправильно, что все замыкается только на Москве. Музыканты ездили б на мастер-классы, вместе что-то играли, надо придать импульс!
А то ведь там нет ничего — вон, в театре Сыктывкара была одна виолончель — музыканты не едут в глубинку, а если поедут — максимум за квартиру, но где их столько взять?…
— Как выстраивать отношения с ныне живущими композиторами?
— В западных оркестрах ты обязан сыграть определенное число современной музыки, причем, неважно — ходят люди на концерты или нет. Пока Союз композиторов жив, надо вовлекать его в эти процессы.
Почему мало кто исполняет у нас новую музыку? Потому что ты должен купить зал за большие деньги (тот же БЗК – 900 000 руб. за вечер), и тебе будет уже не до современной музыки — тебя как бы подталкивают все время ко Второму концерту Рахманинова. Упрощение практики.
— А что касается срока правления Госоркестром — на сколько лет оптимально худрука приглашать?
— Правилом должна быть некая вменяемая ротация. Тот срок, который находился за пультом, скажем, Евгений Федорович Светланов немалый. Ну так это было в совсем другой стране. Сейчас все творческие циклы укоротились.
Я так вижу: один дирижер может дать оркестру одно, другой — другое, и оркестр растет на этих дирижерах. А если дирижер пересиживает, всякое развитие прекращается.
— Нужно ли взращивать «под собой» вторых дирижеров, помощников из молодежи?— Кто такой дирижер? Это человек, который знает: что бы там ни случилось, я все равно не пропаду. И это правильно. Дирижер должен быть самостоятельным. А если его «взращивают» — получается полная ерунда. Ты сам должен найти путь, чтобы попасть на этот рынок, закрепиться на нем.
— То есть вы отвергаете институт вторых дирижеров?
— Если ты всё дирижируешь круглый год один — тебе, конечно, нужен второй дирижер. А если у тебя вся работа, извините, сделана, если завтра у тебя за пульт встанет Курт Мазур, а послезавтра Сейджи Озава, то нужен не второй дирижер, а ассистент. Это разница.
— А может ли руководитель Госоркестра иметь работу на стороне?
— Должен. Если худрук ГАСО играет только в ГАСО — значит это неправильный главный дирижер. И в этой ситуации мне интересно, как поведет себя Минкульт, ведь они хотят приличного худрука, а где взять такого, кто не обременен планами на ближайшие 3 года?
— А у вас какая занятость в Оденсе?— 6 недель в году. Вы поймите, что главный и не должен вставать за пульт каждый день, — важно так организовать процесс, чтобы музыканты сами поднимали уровень оркестра. Это в идеале. Процесс приведения оркестра в божеский вид занимает 3–3,5 года.
Когда я пришел в Большой театр — бился-бился с оркестром изо всех сил — и никакого результата. Но вдруг в какой-то момент произошел качественный скачок. Можно, конечно, сесть, досконально выучить конкретную программу и играть её хорошо. Но так поступать неправильно. Надо чтобы оркестранты — независимо от того, кто перед ними стоит — показывали уровень. Это в крови должно быть, на уровне привычки.
— А этому можно научить?
— Иногда можно, а иногда надо увольнять. Неправильно, когда главный орет: «а вот у тебя что-то фальшиво!», эти вопросы должны решаться внутри коллектива, на уровне групп инструментов. Чем лучше оркестр, тем больше технических вопросов решается НЕ на уровне главного дирижера. А худрук занимается исключительно художественными задачами.
Вопросы — «выше тон — ниже», «вместе играем — не вместе» — должны уходить на уровень концертмейстеров групп. Вот как их надо организовать. Это коррекция устройства головы.
Человек же должен понимать, что к фрачной паре нельзя одевать красные носки. Так и в оркестре музыканты САМИ не должны проходить мимо репетиционной фальши. Тогда и крупным западным маэстро будет с таким оркестром интересно — они пообщаются на равных, а не то что музыканты будут сидеть запуганные, забитые по самую шляпку бесконечной муштрой…
— Вы сказали 3,5 года… то есть на меньший срок главного брать нельзя?
— Можно брать и на три, когда все в порядке. Когда машина запущена. Она едет сама, без модного «ручного управления». А не как у нас постоянно приходится находить «антикризисного управляющего».
Источник