Symphony Hall, Birmingham
<Переведено с английского автоматичеси, в дальнейшем будет отредактировано>
Этот концерт начался с редкого для Барбикан-холла звука – настоящего пианиссимо, когда виолончели, выныривая из-за порога слышимости, мельком видели их движения смычков, прежде чем их услышали, открывая «Кантабиле» для струнных Петериса Васкса 1979 года. Волшебство продолжалось до конца этого переливающегося всеми цветами радуги восьмиминутного произведения, от унисонных начальных пассажей до развития плотной и сияющей полифонии с парящими и сияющими мелодическими линиями. Васкс видел в нём гимн природе, но его экстатический характер был скорее духовным, чем пасторальным, и струнная секция Симфонического оркестра Би-би-си пребывала в блестящей форме на протяжении всего исполнения.
BBCSO заказал серию концертов для своих ведущих оркестров, и открытием стала премьера нового Концерта для тромбона молодого британского композитора Гэвина Хиггинса, восходящей звезды, премьера которого также состоится в Королевском оперном театре в этом месяце. Название произведения – «Книга чудес» – отсылает к недавно обнаруженной немецкой рукописи XVI века, содержащей библейские сюжеты и наполненной изображениями чудесных знамений и природных катастроф. Таким образом, произведение состоит из четырёх разделов: «Комета», «Паргелия», «Затмение» (каденция) и «Откровение».
Я никогда раньше не слышал концерта для этого инструмента вживую, поэтому задумался, каким могло бы быть это произведение. Я предположил, что оркестровка напомнит Четвёртую симфонию Малера – довольно объёмная, ничего экзотического, и, прежде всего, без тромбонов. Остальное я вам не расскажу, потому что именно поэтому Хиггинс – признанный и известный композитор, а я – всего лишь комментатор. У него не только довольно экзотический оркестровый состав, но и тромбоны, которые появляются в некоторых из самых ярких моментов. Особенно привлекателен был захватывающий момент в первой части беседы между оркестровыми тромбонами и солистом – или, возможно, коллоквиума, в смысле собрания единомышленников для религиозного диспута, учитывая происхождение «Книги чудес». Несмотря на всю эту зловещую звучность, Хиггинс никогда не забывает, что концертная форма содержит игровой элемент, по крайней мере, иногда в этом увлекательном произведении, которое отличается большим разнообразием в рамках своего чувства единства.
Оркестровое письмо часто поражает, в буквальном смысле, использованием звенящей металлической перкуссии. Сольная партия, часто громогласная и декламационная, как мы и ожидаем от тромбона, также была лиричной и виртуозной в своих частых требованиях гибкости и веселья (губные трели, глиссандо). Это так и не стало виртуозным выступлением, возможно, потому, что удивительная игра Элен Воллам, казалось, не обращала внимания на любые трудности. Её коллеги по оркестру с энтузиазмом приветствовали её ещё до того, как она сыграла первую ноту, и ещё более после выступления. Как и клуб болельщиков, состоявший примерно из дюжины человек (друзей и родственников?), которые вскочили на ноги. Вчера вечером число участников этого клуба увеличилось в сто раз.
Шостакович закончил две из трёх частей своей Четвёртой симфонии в 1936 году, когда в «Правде» появилась скандальная статья, осуждающая его оперу «Леди Макбет Мценского уезда», положившая начало гонениям на этот отвратительный модернизм в советском искусстве. Остановившись лишь для того, чтобы собрать чемодан для поездки в Сибирь, композитор закончил последнюю часть, но премьера была отложена – на 25 лет.
Четвёртая симфония часто является фаворитом поклонников Шостаковича, поскольку содержит некоторые из его лучших произведений, что не совсем то же самое, что назвать её лучшей симфонией. Это его самое малеровское произведение, но многочисленные великолепные эпизоды так и не вписываются в повествовательную неизбежность его австрийского предшественника. Дирижёру, должно быть, было непросто задать темп каждой части, переходить между ними, выстроить динамику и выстроить фразировку так, чтобы удерживать внимание публики на протяжении 65 минут.
Ведерников был экспертом в дирижировании своим «войском» музыкантов — 125 из них были номинально необходимы, и Клемперер получил резкий ответ, когда спросил композитора, может ли он использовать четыре флейты вместо шести. В ранних, более тихих разделах первой части напряжение иногда спадало, хотя это могло быть следствием того, что дирижёр порой погружался в партитуру. В целом же произведение неизменно производило захватывающее и в конечном итоге сокрушительное впечатление. Было несколько кульминаций, которые стали апокалиптическим нападением на слушателей, преувеличенных закаляющим эффектом акустики Барбикана. Это часть эстетики произведения, поэтому нет смысла сдерживаться, и Ведерников не стал этого делать. Но и многие более тихие лирические эпизоды тоже оставили свой след, особенно те, что были с замечательным соло фагота Нины Эштон и вальсовый пассаж для струнных в финале. Короткое скерцо, совершенно безупречная часть, было исполнено безупречно, вплоть до интригующей ударной кода «тик-так», которая вновь появится во Втором концерте для виолончели и Пятнадцатой симфонии. Каждая часть заканчивается тихо, а последняя — самая загадочная из всех.
Source.
<Переведено с английского автоматичеси, в дальнейшем будет отредактировано>
Этот концерт начался с редкого для Барбикан-холла звука – настоящего пианиссимо, когда виолончели, выныривая из-за порога слышимости, мельком видели их движения смычков, прежде чем их услышали, открывая «Кантабиле» для струнных Петериса Васкса 1979 года. Волшебство продолжалось до конца этого переливающегося всеми цветами радуги восьмиминутного произведения, от унисонных начальных пассажей до развития плотной и сияющей полифонии с парящими и сияющими мелодическими линиями. Васкс видел в нём гимн природе, но его экстатический характер был скорее духовным, чем пасторальным, и струнная секция Симфонического оркестра Би-би-си пребывала в блестящей форме на протяжении всего исполнения.
BBCSO заказал серию концертов для своих ведущих оркестров, и открытием стала премьера нового Концерта для тромбона молодого британского композитора Гэвина Хиггинса, восходящей звезды, премьера которого также состоится в Королевском оперном театре в этом месяце. Название произведения – «Книга чудес» – отсылает к недавно обнаруженной немецкой рукописи XVI века, содержащей библейские сюжеты и наполненной изображениями чудесных знамений и природных катастроф. Таким образом, произведение состоит из четырёх разделов: «Комета», «Паргелия», «Затмение» (каденция) и «Откровение».
Я никогда раньше не слышал концерта для этого инструмента вживую, поэтому задумался, каким могло бы быть это произведение. Я предположил, что оркестровка напомнит Четвёртую симфонию Малера – довольно объёмная, ничего экзотического, и, прежде всего, без тромбонов. Остальное я вам не расскажу, потому что именно поэтому Хиггинс – признанный и известный композитор, а я – всего лишь комментатор. У него не только довольно экзотический оркестровый состав, но и тромбоны, которые появляются в некоторых из самых ярких моментов. Особенно привлекателен был захватывающий момент в первой части беседы между оркестровыми тромбонами и солистом – или, возможно, коллоквиума, в смысле собрания единомышленников для религиозного диспута, учитывая происхождение «Книги чудес». Несмотря на всю эту зловещую звучность, Хиггинс никогда не забывает, что концертная форма содержит игровой элемент, по крайней мере, иногда в этом увлекательном произведении, которое отличается большим разнообразием в рамках своего чувства единства.
Оркестровое письмо часто поражает, в буквальном смысле, использованием звенящей металлической перкуссии. Сольная партия, часто громогласная и декламационная, как мы и ожидаем от тромбона, также была лиричной и виртуозной в своих частых требованиях гибкости и веселья (губные трели, глиссандо). Это так и не стало виртуозным выступлением, возможно, потому, что удивительная игра Элен Воллам, казалось, не обращала внимания на любые трудности. Её коллеги по оркестру с энтузиазмом приветствовали её ещё до того, как она сыграла первую ноту, и ещё более после выступления. Как и клуб болельщиков, состоявший примерно из дюжины человек (друзей и родственников?), которые вскочили на ноги. Вчера вечером число участников этого клуба увеличилось в сто раз.
Шостакович закончил две из трёх частей своей Четвёртой симфонии в 1936 году, когда в «Правде» появилась скандальная статья, осуждающая его оперу «Леди Макбет Мценского уезда», положившая начало гонениям на этот отвратительный модернизм в советском искусстве. Остановившись лишь для того, чтобы собрать чемодан для поездки в Сибирь, композитор закончил последнюю часть, но премьера была отложена – на 25 лет.
Четвёртая симфония часто является фаворитом поклонников Шостаковича, поскольку содержит некоторые из его лучших произведений, что не совсем то же самое, что назвать её лучшей симфонией. Это его самое малеровское произведение, но многочисленные великолепные эпизоды так и не вписываются в повествовательную неизбежность его австрийского предшественника. Дирижёру, должно быть, было непросто задать темп каждой части, переходить между ними, выстроить динамику и выстроить фразировку так, чтобы удерживать внимание публики на протяжении 65 минут.
Ведерников был экспертом в дирижировании своим «войском» музыкантов — 125 из них были номинально необходимы, и Клемперер получил резкий ответ, когда спросил композитора, может ли он использовать четыре флейты вместо шести. В ранних, более тихих разделах первой части напряжение иногда спадало, хотя это могло быть следствием того, что дирижёр порой погружался в партитуру. В целом же произведение неизменно производило захватывающее и в конечном итоге сокрушительное впечатление. Было несколько кульминаций, которые стали апокалиптическим нападением на слушателей, преувеличенных закаляющим эффектом акустики Барбикана. Это часть эстетики произведения, поэтому нет смысла сдерживаться, и Ведерников не стал этого делать. Но и многие более тихие лирические эпизоды тоже оставили свой след, особенно те, что были с замечательным соло фагота Нины Эштон и вальсовый пассаж для струнных в финале. Короткое скерцо, совершенно безупречная часть, было исполнено безупречно, вплоть до интригующей ударной кода «тик-так», которая вновь появится во Втором концерте для виолончели и Пятнадцатой симфонии. Каждая часть заканчивается тихо, а последняя — самая загадочная из всех.
Source.
Клайв ПИКОК, Bachtrack.com, 17 февраля 2017 г.
Чудеса в Барбикане в новом концерте Гэвина Хиггинса
