Tchaikovsky – Piano Concerto No.1
Shostakovich – Symphony No.11, ‘The Year 1905’
Denis Kozhukhin (piano),
BBCSSO / Alexander Vedernikov (conductor),
Usher Hall, Edinburgh, 3.12.2017.
До этих выходных Шотландский симфонический оркестр Би-би-си никогда не играл Одиннадцатую симфонию Шостаковича. Можно было бы и не поверить, потому что сегодня они представили самое сфокусированное, захватывающее и проникновенное исполнение этого произведения, которое мне когда-либо посчастливилось слышать.
Сила исполнения исходила из двух источников, и первым была сама игра оркестра. Годами я рассыпался в похвалах темному, «коричневому», германскому тону, который струнные оркестра развивали, особенно под руководством их главного дирижера Дональда Ранниклса. Теперь же выясняется, что он так же хорошо передает и «чернильный» тон советской музыки. Скрипки в этой симфонии большую часть времени создают текстуру, а не мелодию, но в тех редких случаях, когда им все же приходится исполнять мелодию, например, в марше второй части, им удается играть ее с индивидуальностью, которая сочетает проникновенность с непокорностью и силой. Еще лучше, однако, были альты, чей плач по мертвым в третьей части, казалось, пришел совсем из другого места: проникновенный, мощный и очень глубокий. Духовые инструменты также сумели придать своей грубости лирическое звучание, особенно в гневной суматохе, ведущей к финальным тактам, а отчаянное, скорбное соло английского рожка Джеймса Хорана — стержень финала, который в основном сосредоточен на мятеже — надолго останется в моей памяти. В последний раз я слышал, как Шостаковича играли подобным образом, когда Санкт-Петербургский филармонический оркестр играл в Ашер-холле в январе, и не будет преувеличением поставить Шотландский оркестр Би-би-си рядом с ними в этой возвышенной компании.
Вторым же залогом успеха стало суждение и ясность замысла дирижера Александра Ведерникова, который выстроил симфонию как грандиозную психодраму и с непревзойденным мастерством управлял величественной палитрой Шостаковича, и все это выглядело как обычная работа воскресного дня. Это самая откровенно повествовательная симфония Шостаковича, почти кинематографичная в своем подходе к теме, и Ведерников осознал, что его важнейшая задача — и рассказать историю, и вызвать атмосферу. Он добился этого за счет тщательного контроля над звуком, используя каждый эффект на нужном уровне, будь то тихие удары гонга и зловещий рокот литавр, или кровоточащий укус струнных во время индустриальной фуги, изображающей саму бойню. Он — рассказчик до кончиков пальцев. Первая часть скорее задавала вопросы, нежели просто рисовала картину, и я сидел как на иголках, пытаясь понять, что будет дальше. Эти переборы арфы казались отчаянно зловещими, но почему? И почему эти революционные песни всегда звучали завуалированно и мрачно, никогда не бодро? Анна Ахматова, как известно, описала их как «белых птиц, летящих на фоне ужасного черного неба»: я никогда не понимал, что она имела в виду, до сегодняшнего вечера.
После столь напряженной, истощающей второй части, как чудесно было услышать солнечное волшебство Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского в первой части, тем более в исполнении ослепительного Дениса Кожухина. Кожухин поразил меня в прошлом году, когда исполнил оба концерта Брамса с Шотландским симфоническим оркестром Би-би-си, и это выступление подтвердило, что это не было случайностью. У него достаточно техники и характера, чтобы бесстрашно справиться с пригоршнями октав, которые Чайковский требует от солиста, но он также проявил себя как удивительно чуткий интерпретатор этой «рабочей лошадки» (популярного произведения), начиная с самого начала, когда он арпеджировал аккорды, сопровождавшие тему скрипки во вступлении. Это небольшой жест, но удивительно эффективный, и он продолжился в каденциях, которые были удивительно вдумчивыми и очень музыкальными. Точно так же он был образцом чуткости в медленной части, в том числе в филигранной центральной секции, и он сыграл Рондо с бритвенной точностью, даже когда его пальцы слились в визуальное пятно на клавиатуре. Оркестр ответил игрой, исполненной великолепной уверенности и динамической теплоты, показав, что Кожухин — интерпретатор, с которым они достигают блестящих результатов.
Короче говоря, я могу представить себе немного лучших музыкальных способов провести воскресный день. Еще, пожалуйста!
Source.
Shostakovich – Symphony No.11, ‘The Year 1905’
Denis Kozhukhin (piano),
BBCSSO / Alexander Vedernikov (conductor),
Usher Hall, Edinburgh, 3.12.2017.
До этих выходных Шотландский симфонический оркестр Би-би-си никогда не играл Одиннадцатую симфонию Шостаковича. Можно было бы и не поверить, потому что сегодня они представили самое сфокусированное, захватывающее и проникновенное исполнение этого произведения, которое мне когда-либо посчастливилось слышать.
Сила исполнения исходила из двух источников, и первым была сама игра оркестра. Годами я рассыпался в похвалах темному, «коричневому», германскому тону, который струнные оркестра развивали, особенно под руководством их главного дирижера Дональда Ранниклса. Теперь же выясняется, что он так же хорошо передает и «чернильный» тон советской музыки. Скрипки в этой симфонии большую часть времени создают текстуру, а не мелодию, но в тех редких случаях, когда им все же приходится исполнять мелодию, например, в марше второй части, им удается играть ее с индивидуальностью, которая сочетает проникновенность с непокорностью и силой. Еще лучше, однако, были альты, чей плач по мертвым в третьей части, казалось, пришел совсем из другого места: проникновенный, мощный и очень глубокий. Духовые инструменты также сумели придать своей грубости лирическое звучание, особенно в гневной суматохе, ведущей к финальным тактам, а отчаянное, скорбное соло английского рожка Джеймса Хорана — стержень финала, который в основном сосредоточен на мятеже — надолго останется в моей памяти. В последний раз я слышал, как Шостаковича играли подобным образом, когда Санкт-Петербургский филармонический оркестр играл в Ашер-холле в январе, и не будет преувеличением поставить Шотландский оркестр Би-би-си рядом с ними в этой возвышенной компании.
Вторым же залогом успеха стало суждение и ясность замысла дирижера Александра Ведерникова, который выстроил симфонию как грандиозную психодраму и с непревзойденным мастерством управлял величественной палитрой Шостаковича, и все это выглядело как обычная работа воскресного дня. Это самая откровенно повествовательная симфония Шостаковича, почти кинематографичная в своем подходе к теме, и Ведерников осознал, что его важнейшая задача — и рассказать историю, и вызвать атмосферу. Он добился этого за счет тщательного контроля над звуком, используя каждый эффект на нужном уровне, будь то тихие удары гонга и зловещий рокот литавр, или кровоточащий укус струнных во время индустриальной фуги, изображающей саму бойню. Он — рассказчик до кончиков пальцев. Первая часть скорее задавала вопросы, нежели просто рисовала картину, и я сидел как на иголках, пытаясь понять, что будет дальше. Эти переборы арфы казались отчаянно зловещими, но почему? И почему эти революционные песни всегда звучали завуалированно и мрачно, никогда не бодро? Анна Ахматова, как известно, описала их как «белых птиц, летящих на фоне ужасного черного неба»: я никогда не понимал, что она имела в виду, до сегодняшнего вечера.
После столь напряженной, истощающей второй части, как чудесно было услышать солнечное волшебство Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского в первой части, тем более в исполнении ослепительного Дениса Кожухина. Кожухин поразил меня в прошлом году, когда исполнил оба концерта Брамса с Шотландским симфоническим оркестром Би-би-си, и это выступление подтвердило, что это не было случайностью. У него достаточно техники и характера, чтобы бесстрашно справиться с пригоршнями октав, которые Чайковский требует от солиста, но он также проявил себя как удивительно чуткий интерпретатор этой «рабочей лошадки» (популярного произведения), начиная с самого начала, когда он арпеджировал аккорды, сопровождавшие тему скрипки во вступлении. Это небольшой жест, но удивительно эффективный, и он продолжился в каденциях, которые были удивительно вдумчивыми и очень музыкальными. Точно так же он был образцом чуткости в медленной части, в том числе в филигранной центральной секции, и он сыграл Рондо с бритвенной точностью, даже когда его пальцы слились в визуальное пятно на клавиатуре. Оркестр ответил игрой, исполненной великолепной уверенности и динамической теплоты, показав, что Кожухин — интерпретатор, с которым они достигают блестящих результатов.
Короче говоря, я могу представить себе немного лучших музыкальных способов провести воскресный день. Еще, пожалуйста!
Source.
Хосе М. ИРУСУН, SeenandHeard-International.com, 11 марта 2019 г.
Насыщенная русская феерия с Шотландским симфоническим оркестром Би-би-си
