<Перевод с английского автоматический, в дальнейшем будет отредактировано>
Haydn. Symphony No.103 in E flat (Drum Roll)
Schnittke. Viola Concerto
Shostakovich. Symphony No.6 in B minor, Op.54
Lawrence Power (viola)
BBC Symphony OrchestraAlexander Vedernikov (conductor)
Barbican Hall, LondonВ этой изящной программе Симфонического оркестра Би-би-си главным было смятение определённостей – предпоследняя Симфония Гайдна с её странной, властной барабанной дробью; один из самых неуловимых Концертов конца XX века, написанный для не менее неуловимого инструмента; и загадочная и неровно построенная Симфония № 6 Шостаковича. Руководил всем этим Александр Ведерников, тот самый, который покинул Большой в 2009 году, чья склонность к музыкальной непредсказуемости идеально подходила всем трём произведениям.
Гайдн, столь же удивительный сейчас, как и, должно быть, в 1795 году, был лишь началом режиссуры Ведерникова над неоднозначным вступлением первой части, чьё чувство нервозности усиливалось лёгкой в басах струнной группой и в целом скудным звучанием, а его возвращение ближе к концу части было срежиссировано с минимумом суеты для достижения максимального эффекта. Такое внедрение дестабилизирующего элемента давно уже стало полезным инструментом композитора, но лёгкое взаимодействие Ведерникова с музыкантами BBCSO обеспечило, чтобы знаменитая дестабилизирующая оригинальность Гайдна зазвучала с новой силой. Мягкое давление дирижёра на темп двойных вариаций Andante (чередование мажорных и минорных нот) привело исполнителей к неожиданно мощному завершению, чему способствовали выразительные соло скрипки Стефани Гонли и гобоя Питера Фейсера.
Со струнными (без скрипок), втиснутыми в правую часть сцены, и клавесином, челестой, арфой и фортепиано – в левую, Лоуренс Пауэр, солист 30-летнего Концерта для альта Альфреда Шнитке, выглядел вполне уместно зажатым. Должно быть, многим зрителям было любопытно узнать, как уравновешенный и элегантный Пауэр сравнится с автором этого произведения, дикарем альта Юрием Башметом, чьё имя даже дало важный мелодический код.
Шнитке (1934–1998), которого часто называют естественным преемником Шостаковича, довел концертные возможности в этом произведении до крайности, используя пастиш, резкие отступления в ностальгию, мучительную жестокость и сардонический юмор. Сдержанное, ненавязчивое присутствие Пауэра лишь усиливало интенсивность – как раз когда его восхитительное, напоминающее виолончель, звучание становилось слишком комфортным, музыка требовала от него взмыть в тревожную скрипичную зону, что подчёркивалось низкими струнными.
В масштабном Концерте для альта Шнитке прослеживается прямая линия отчуждения и распада, а Пауэр, казалось, выжимал психоз и нежность музыки в убедительный акт идентификации. Вес вступительного траура солирующего инструмента подразумевал хрупкую лирику, и Пауэр сделал её неизбежный упадок руководящим принципом. Лучше всего было то, как он и Ведерников поддерживали нестабильные отношения альта с оркестром, выступая одновременно в роли убежища и антагониста, – невероятно изобретательный, словно натянутый канат, гармонирующий с лихорадочным отчаянием музыки. Ведерников добился удивительно уместной игры Симфонического оркестра Би-би-си в партитуре, изобилующей захватывающими инструментальными комбинациями, а в финале возникло необычайное ощущение, будто солист растворился в оркестре, словно его память стёрла.
Би-би-си наконец-то собрался в полном составе и, как обычно, подготовился к 6-й симфонии Шостаковича – этому шаткому подвесному мосту между 5-й и 7-й симфониями («Ленинград»), спасшими его репутацию. Бывают исполнения Шестой симфонии, когда можно было бы простить себе мысль, что вступительное Largo – это ответ на непостижимую, но мощную «первую» часть. Здесь всё было иначе: Ведерников изначально отдавал должное внимание различным соло деревянных духовых инструментов, а затем лишь постепенно уводил музыку во всё более отдалённые области тайны. Его темп был достаточно энергичным, чтобы подтвердить статичность и текучесть музыки, что идеально соответствовало ироническому замыслу Шостаковича: эта музыка судорожно движется по бледному ландшафту, смирившись со своей ловушкой.
Смена настроения во второй части, довольно нарочито нарочитого Allegro, не была столь радикальной, как могла бы быть; для этого пришлось ждать безумно энергичного финала, сыгранного с поразительной виртуозностью. Однако, опять же в истинном стиле Шостаковича, он не смог разрешить загадку этой колоссальной, неоднозначной и задумчивой начальной части.
Source.