Кивая на Бога
Самая знаменитая из опер Мейербера стала кульминационной точкой трех фестивальных дней. По исполнительскому ансамблю этот спектакль уступал «Пророку» лишь в отношении теноровой партии, а по сценической части был заметно выше качеством и уж точно гармоничнее: режиссура нигде или почти нигде не вступала в конфликт с музыкой. Последнее вообще свойственно большинству постановок Дэвида Олдена, в чем московская публика несколько лет назад имела возможность убедиться по бриттеновскому «Билли Бадду» в Большом театре.
В «Гугенотах» режиссер демонстрирует свое привычное уже мастерство, изобретательность, искусство построения мизансцен, не пытаясь при этом навязать зрителю некую автономную от самого произведения концепцию. Сюжетная канва практически не изменена, а время действия хоть и приближено к нашим дням, но ненавязчиво. Речь в спектакле не столько о религиозной распре как таковой (весьма условной, впрочем, и в либретто Скриба), сколько о взаимной нетерпимости в принципе, что сегодня актуально едва ли не в большей степени, чем во времена Варфоломеевской ночи. И о том, как легко можно, манипулируя лозунгами, выдать преступление за высокий подвиг. Важнейший элемент визуального решения спектакля (сценограф Джайлс Кедл) – гигантский колокол, в прологе извлекаемый из упаковки главным манипулятором графом де Сен-Бри, по либретто одним из организаторов Варфоломеевской ночи. Кульминацией темы становится сцена в последнем акте, где «католическая» массовка с пафосом простирает руки к лозунгу DIEU LE VEUT («Этого хочет Бог»).
Поразил Александр Ведерников за дирижерским пультом. Были сомнения, его ли в принципе это материал. «Гугеноты» – первый мейерберовский опыт маэстро. Изначально их делал Микеле Мариотти (премьера состоялась в 2016 году), Ведерников же стал музыкальным руководителем спектакля лишь в этом сезоне. Накопленный им в последнее время богатый опыт работы в европейских театрах, несомненно, пошел впрок. В «Гугенотах» он показал себя настоящим мастером. Конечно, серьезным музыкантом Ведерников был и раньше, но прежде ему несколько недоставало масштаба, да и в плане дирижерской техники не все обстояло безупречно. Теперь же и масштаб появился, и технической свободы прибавилось. В итоге ему удалось собрать в единый музыкально-драматургический пучок пеструю ткань четырехчасовой партитуры, так что она воспринималась на едином дыхании.
Что касается исполнителей, то этих «Гугенотов» я бы назвал, прежде всего, «женским» спектаклем. В партии Маргариты блистала Лив Редпат – феноменально техничная американка с удивительно плотным для легкого сопрано звучанием. А в партии Валентины – наша соотечественница Олеся Головнева, выступающая на лучших европейских сценах, но практически неизвестная на родине. Головнева покоряет не только редким сочетанием силы и красоты голоса, но и настоящим драматическим «нутром». Если Редпат восхищала и очаровывала, то Головнева затрагивала душевные струны. А кроме них двоих был еще и превосходный паж Урбан в исполнении Ирене Робертс.
Российский тенор Антон Росицкий в партии Рауля до этого уровня несколько недотягивал, особенно, поначалу. Он вроде справлялся со сверхвысокой тесситурой, но делал это каким-то открытым и слишком напряженным звуком. Правда, в последнем акте, особенно в дуэтах с Валентиной он, наконец, распелся и отчасти преодолел названные недостатки. Из мужских партий надо обязательно назвать и Анте Еркуницу – Марселя.
Source.
Самая знаменитая из опер Мейербера стала кульминационной точкой трех фестивальных дней. По исполнительскому ансамблю этот спектакль уступал «Пророку» лишь в отношении теноровой партии, а по сценической части был заметно выше качеством и уж точно гармоничнее: режиссура нигде или почти нигде не вступала в конфликт с музыкой. Последнее вообще свойственно большинству постановок Дэвида Олдена, в чем московская публика несколько лет назад имела возможность убедиться по бриттеновскому «Билли Бадду» в Большом театре.
В «Гугенотах» режиссер демонстрирует свое привычное уже мастерство, изобретательность, искусство построения мизансцен, не пытаясь при этом навязать зрителю некую автономную от самого произведения концепцию. Сюжетная канва практически не изменена, а время действия хоть и приближено к нашим дням, но ненавязчиво. Речь в спектакле не столько о религиозной распре как таковой (весьма условной, впрочем, и в либретто Скриба), сколько о взаимной нетерпимости в принципе, что сегодня актуально едва ли не в большей степени, чем во времена Варфоломеевской ночи. И о том, как легко можно, манипулируя лозунгами, выдать преступление за высокий подвиг. Важнейший элемент визуального решения спектакля (сценограф Джайлс Кедл) – гигантский колокол, в прологе извлекаемый из упаковки главным манипулятором графом де Сен-Бри, по либретто одним из организаторов Варфоломеевской ночи. Кульминацией темы становится сцена в последнем акте, где «католическая» массовка с пафосом простирает руки к лозунгу DIEU LE VEUT («Этого хочет Бог»).
Поразил Александр Ведерников за дирижерским пультом. Были сомнения, его ли в принципе это материал. «Гугеноты» – первый мейерберовский опыт маэстро. Изначально их делал Микеле Мариотти (премьера состоялась в 2016 году), Ведерников же стал музыкальным руководителем спектакля лишь в этом сезоне. Накопленный им в последнее время богатый опыт работы в европейских театрах, несомненно, пошел впрок. В «Гугенотах» он показал себя настоящим мастером. Конечно, серьезным музыкантом Ведерников был и раньше, но прежде ему несколько недоставало масштаба, да и в плане дирижерской техники не все обстояло безупречно. Теперь же и масштаб появился, и технической свободы прибавилось. В итоге ему удалось собрать в единый музыкально-драматургический пучок пеструю ткань четырехчасовой партитуры, так что она воспринималась на едином дыхании.
Что касается исполнителей, то этих «Гугенотов» я бы назвал, прежде всего, «женским» спектаклем. В партии Маргариты блистала Лив Редпат – феноменально техничная американка с удивительно плотным для легкого сопрано звучанием. А в партии Валентины – наша соотечественница Олеся Головнева, выступающая на лучших европейских сценах, но практически неизвестная на родине. Головнева покоряет не только редким сочетанием силы и красоты голоса, но и настоящим драматическим «нутром». Если Редпат восхищала и очаровывала, то Головнева затрагивала душевные струны. А кроме них двоих был еще и превосходный паж Урбан в исполнении Ирене Робертс.
Российский тенор Антон Росицкий в партии Рауля до этого уровня несколько недотягивал, особенно, поначалу. Он вроде справлялся со сверхвысокой тесситурой, но делал это каким-то открытым и слишком напряженным звуком. Правда, в последнем акте, особенно в дуэтах с Валентиной он, наконец, распелся и отчасти преодолел названные недостатки. Из мужских партий надо обязательно назвать и Анте Еркуницу – Марселя.
Source.
Дмитрий МОРОЗОВ, Gazetaigraem.ru, 2 апреля 2020 г.
На сцене берлинской Дойче опер прошли Дни Мейербера. "Гугеноты"
