<Перевод с английского автоматический>
В течение 48 часов после посещения воодушевляющей постановки Оливье Пи пятиактной оперы Джакомо Мейербера «Пророк» (Le Prophète), я вернулся в Немецкую оперу в Берлине, чтобы увидеть другую эпическую пятиактную оперу композитора, «Гугеноты» (Les Huguenots), в постановке американского режиссера Дэвида Олдена, который также ставил оперы Бриттена «Питер Граймс» и «Билли Бадд» для Немецкой оперы. Фактически, впервые я увидел «Пророка» в 2017 году, в то время как «Гугеноты» были для меня в новинку, но я смотрел их пересмотренную версию от ноября 2016 года, основанную на истории развития оперы с момента ее премьеры в 2012 году. Как и в случае с постановкой «Пророка» в Немецкой опере, «Гугеноты» исполнялись на французском языке с немецкими и английскими субтитрами.
Постановка «Гугенотов» является частью проекта, в рамках которого за последние несколько лет в Немецкой опере были представлены новые постановки «Васко да Гамы» («Африканка», L'Africaine) (2015) и «Пророка» (Le Prophète) (2017), а в 2014 году была поставлена концертная версия комической оперы Мейербера «Динора» (официально озаглавленная «Прощение в Плоэрмеле», Le pardon de Ploërmel).
Премьера «Гугенотов» состоялась в феврале 1836 года в Парижской национальной опере. Опера была написана на либретто Эжена Скриба и Эмиля Дешана. Последний был привлечен композитором для более детальной проработки текста и добавления исторических подробностей того периода, которых не хватало в тексте Скриба, а также для придания персонажам большей психологической глубины.
Особой похвалы заслужили Адольф Нурри и Корнели Фалькон, которые создали центральные роли Рауля де Нанжиса и Валентины, но, к сожалению, для Фалькон эта роль оказалась последней крупной работой до того, как ее голос трагически угас. Мейербер также обратился к Нурри за советом по расширению любовного дуэта в четвертом акте, который стал одним из самых известных номеров во всей опере. Он также проконсультировался с либреттистом одной из своих ранних итальянских опер, Гаэтано Росси, последовав его совету переписать партию Марселя.
Окруженный событиями французских религиозных войн, сценарий «Гугенотов», частично основанный на романе Проспера Мериме 1829 года «Хроника царствования Карла IX», сразу же имел успех и считается одним из самых популярных и зрелищных примеров стиля большой оперы XIX века. Кульминацией оперы является историческая и ужасная Варфоломеевская ночь в 1572 году, когда тысячи французских гугенотов были убиты французскими католиками в попытке избавить Францию от протестантского влияния. Хотя сама резня была историческим событием, остальная часть действия, связанная с романтической связью между парой протестанта и католички, Раулем и Валентиной, по сути, является выдумкой Скриба.
Работа над «Гугенотами» заняла около пяти лет. Мейербер тщательно готовился к ней после ошеломительного успеха, который принесла его роскошная постановка «Роберта-дьявола» (Robert le Diable) — сюжет, основанный на средневековой легенде о Роберте-дьяволе, широко считающейся одной из первых больших опер, поставленных в Парижской национальной опере.
Но пока Мейербер писал «Гугенотов», в 1832 году, за четыре года до того, как его опера добралась до сцены, в Париже появилась другая опера с похожим местом действия и темой («Ле Пре о Клерк» Фердинанда Герольда, Le pré aux clercs). Тем не менее, работа Мейербера может претендовать на звание первого произведения в Парижской национальной опере, выдержавшего более тысячи представлений. Она регулярно ставилась там вплоть до 1936 года, столетие спустя после премьеры.
В целом, «Гугеноты» были хорошо приняты и сделали имя Мейерберу не только в Париже, но и практически повсеместно. Однако Роберт Шуман отзывался об опере резко и громко возражал против использования любимого лютеранского хорала Ein feste Burg (Могучая крепость) в качестве музыкальной темы на протяжении всего произведения. Он также возражал против того, как опера изображает религиозный фанатизм и сектантство. Он строго писал: «Я не моралист, но для доброго протестанта оскорбительно слышать, как его самую заветную песню выкрикивают на сцене и как самое кровавое событие в истории его веры низводится до уровня ярмарочного фарса. Высшее стремление Мейербера — поразить или пощекотать нервы, и ему это, несомненно, удается с театральной чернью».
Жорж Санд, однако, была более осторожна. Сначала она отказалась посетить представление, заявив, что не хочет смотреть, как протестанты и католики перерезают друг другу глотки под музыку, написанную евреем. В конце концов она уступила, посетила спектакль и была им потрясена.
Берлиоз благосклонно прокомментировал: «Новое либретто Скриба кажется превосходно аранжированным для музыки и полным ситуаций несомненного драматического интереса, в то время как инструментовка произведения превосходит все, что было предпринято ранее». Огромный успех оперы, однако, побудил многих композиторов, включая Листа, создавать виртуозные фортепианные произведения на ее темы.
Интересно, что Парижская национальная опера поставила новую постановку всего пару лет назад, впервые с 1936 года. В целом же «Гугеноты» были исполнены столько раз в крупнейших мировых оперных театрах, что их вполне можно назвать самой успешной оперой XIX века. Успех рождает успех, конечно, и когда «Гугеноты» прибыли в Лондон летом 1842 года, они захватили сердца и умы любителей оперы в Ковент-Гардене.
К сожалению, как и другие оперы Мейербера, «Гугеноты» вышли из моды, но, как это часто бывает, вернулись. Главной силой в возрождении оперы стало партнерство мужа и жены Ричарда Бонинга и дамы Джоан Сазерленд во второй половине XX века. Действительно, Сазерленд выбрала эту оперу для своего последнего выступления в Сиднейском оперном театре в октябре 1990 года.
В короткой оркестровой прелюдии, открывающей оперу (заменившей расширенную увертюру, которую изначально задумал Мейербер), ясно прозвучал лютеранский хорал Ein feste Burg, и мои мысли сразу же обратились к Роберту Шуману. Несомненно, этот любимый композитор чрезмерно остро отреагировал на его использование Мейербером. Я почувствовал, что включение хорала в произведение придало опере ощущение духовности и искренности с протестантской точки зрения.
Тем не менее, сама резня в Варфоломеевскую ночь показывает свое уродливое лицо только в конце оперы, за миллион световых лет от почтенного придворного первого акта, в котором состоятельные католики общались со своими протестантскими визави, наслаждаясь удовольствиями и изобилием, предложенными графом де Невером (Димитрис Тилиакос), устроившим мальчишник в своем замке в Турени.
В этом акте, да и в акте 2 (двор Маргариты де Валуа), режиссура Олдена была сфокусирована на представлении в стиле водевиля, поскольку зрители могли наблюдать трио полуобнаженных танцовщиц бурлеска, что значительно усиливало общую атмосферу вечеринки и всеобщего дружелюбия на приеме у Невера, в то время как танцевальная труппа (хореограф Марсель Лееманн) поддерживала движение и раскачивала вечеринку довольно мило.
Однако это беззаботное развлечение резко контрастировало с более степенной атмосферой, которая окружала членов католического дворянства, сидевших на разделенной сцене, отделенных желто-сине-серой, похожей на гобелен, занавесью, глубоко погрузившись в кожаные диваны, как подобает членам лондонского джентльменского клуба, одетым в вечерние наряды и заметно (и гордо) демонстрирующим свои боевые награды и, несомненно, хвастающимся своими победами.
И подбадриваемый католиками, Антон Росицкий, в ключевой протестантской роли Рауля, неистово развлекал собравшихся гостей и с юмором и энергией пел оргиастическую песню ‘Bonheur de la table’, а позже в том же акте, мечтая о своей будущей любви, он так нежно спел арию ‘Plus blanche que la blanche hermine’, мягко (и эффектно) сопровождаемый солирующей виолой д'амур, музыкант которой находился на сцене.
Но когда дело дошло до того, чтобы зажечь сцену, это выпало на долю Лив Редпат в колоратурной роли Маргариты де Валуа. Она была просто сияющей в исполнении своего большого номера ‘O beau pays de la Touraine’, в то время как Ирен Робертс, чрезмерно энергичная в роли пажа Урбена, также оказалась победительницей, не только благодаря пению своей прекрасной арии ‘Une dame noble et sage’, но и благодаря общему сценическому присутствию.
Однако настоящим хитом, не похожим ни на что другое, стало исполнение Анте Еркуницей партии Марселя, который живо исполнил знаменитую боевую песню гугенотов ‘Piff Paff’, восходящую ко временам осады Ла-Рошели, призывающую к истреблению всех католиков. Но спетая в католическом бастионе, она казалась весьма причудливой. Одетый с головы до ног в черное, с библией/гранатой в руке, мистер Еркуница так хорошо вписался в роль, командуя каждым дюймом сцены, а его бас был глубоким, как глубокое синее море!
Каждый акт предлагал что-то свое, конечно, особенно акт 4, где стена, увешанная погрудными портретами предков графа де Невера, казалось, передавала послание держаться подальше от резни, намеченной на Варфоломеевскую ночь. Он должным образом повинуется своим предкам и, напевая в их «почтенной компании», Димитрис Тилиакос выдает прекрасную арию ‘Je compte des soldats, et pas un assassin’, в то время как в том же акте любовный дуэт между Раулем и Валентиной ‘O ciel! Ou courezvous?’ был убедительно и страстно спет Антоном Росицким и Олесей Головневой.
Однако настоящая сила и суть оперы проявляются в последнем акте, когда Валентина отрекается от своей католической веры, чтобы присоединиться к Раулю, который отказывается перейти в католицизм, в то время как Марсель, над импровизированным алтарем с одной мерцающей свечой, выступает в роли священника на фиктивной свадебной церемонии под жуткий и тревожный звук бас-кларнета, который суммирует настроение и неопределенность опасной ситуации, в которой оказалась пара.
Католическая толпа преследует их по пятам и вскоре убивает молодоженов (и Марселя тоже) после их короткого момента счастья. Трагично, что Сен-Бри — зловеще спетый Дереком Уэлтоном, «беженцем» из «Пророка» — возглавляющий банду убийц, убил, сам того не зная, собственную дочь. Когда опера подходит к концу, слышится хор солдат, охотящихся за новыми протестантами, фанатично скандирующих: «Бог хочет крови».
Общее сценическое оформление Джайлса Кэдла, которому немало помогли хорошие световые эффекты Адама Сильвермана, было спартанским до мозга костей, но достаточным, чтобы предоставить Олдену много пространства для маневра, особенно в отношении больших сцен, в частности тех, где участвовал хор (восемьдесят человек, хорошо обученных, могу добавить, Джереми Байнсом), например, открывающая сцена акта 3, разворачивающаяся на Пре о Клер (Pré aux clercs) на левом берегу. Однако здесь требовалось воображение, так как место действия должно быть таверной, где пьют, веселятся и играет музыка, как будто завтра не наступит, но в режиссуре Олдена все члены хора просто сидели по-военному. Художник по костюмам Констанс Хоффманн одела католических дворян в парадные костюмы и униформу (медали, эполеты и все такое), а женщин — в довольно шикарные яркие бальные платья, оставив протестантов в черном.
Русский дирижер Александр Ведерников (музыкальный руководитель Королевской датской оперы и Михайловского театра в Санкт-Петербурге) творил чудеса в оркестровой яме. У него, безусловно, было много работы (это вам Мейербер!), и он руководил запоминающимся представлением, сумев сохранить правильный баланс между оркестром и сценой. А это не всегда легко. Браво!
Source.
В течение 48 часов после посещения воодушевляющей постановки Оливье Пи пятиактной оперы Джакомо Мейербера «Пророк» (Le Prophète), я вернулся в Немецкую оперу в Берлине, чтобы увидеть другую эпическую пятиактную оперу композитора, «Гугеноты» (Les Huguenots), в постановке американского режиссера Дэвида Олдена, который также ставил оперы Бриттена «Питер Граймс» и «Билли Бадд» для Немецкой оперы. Фактически, впервые я увидел «Пророка» в 2017 году, в то время как «Гугеноты» были для меня в новинку, но я смотрел их пересмотренную версию от ноября 2016 года, основанную на истории развития оперы с момента ее премьеры в 2012 году. Как и в случае с постановкой «Пророка» в Немецкой опере, «Гугеноты» исполнялись на французском языке с немецкими и английскими субтитрами.
Постановка «Гугенотов» является частью проекта, в рамках которого за последние несколько лет в Немецкой опере были представлены новые постановки «Васко да Гамы» («Африканка», L'Africaine) (2015) и «Пророка» (Le Prophète) (2017), а в 2014 году была поставлена концертная версия комической оперы Мейербера «Динора» (официально озаглавленная «Прощение в Плоэрмеле», Le pardon de Ploërmel).
Премьера «Гугенотов» состоялась в феврале 1836 года в Парижской национальной опере. Опера была написана на либретто Эжена Скриба и Эмиля Дешана. Последний был привлечен композитором для более детальной проработки текста и добавления исторических подробностей того периода, которых не хватало в тексте Скриба, а также для придания персонажам большей психологической глубины.
Особой похвалы заслужили Адольф Нурри и Корнели Фалькон, которые создали центральные роли Рауля де Нанжиса и Валентины, но, к сожалению, для Фалькон эта роль оказалась последней крупной работой до того, как ее голос трагически угас. Мейербер также обратился к Нурри за советом по расширению любовного дуэта в четвертом акте, который стал одним из самых известных номеров во всей опере. Он также проконсультировался с либреттистом одной из своих ранних итальянских опер, Гаэтано Росси, последовав его совету переписать партию Марселя.
Окруженный событиями французских религиозных войн, сценарий «Гугенотов», частично основанный на романе Проспера Мериме 1829 года «Хроника царствования Карла IX», сразу же имел успех и считается одним из самых популярных и зрелищных примеров стиля большой оперы XIX века. Кульминацией оперы является историческая и ужасная Варфоломеевская ночь в 1572 году, когда тысячи французских гугенотов были убиты французскими католиками в попытке избавить Францию от протестантского влияния. Хотя сама резня была историческим событием, остальная часть действия, связанная с романтической связью между парой протестанта и католички, Раулем и Валентиной, по сути, является выдумкой Скриба.
Работа над «Гугенотами» заняла около пяти лет. Мейербер тщательно готовился к ней после ошеломительного успеха, который принесла его роскошная постановка «Роберта-дьявола» (Robert le Diable) — сюжет, основанный на средневековой легенде о Роберте-дьяволе, широко считающейся одной из первых больших опер, поставленных в Парижской национальной опере.
Но пока Мейербер писал «Гугенотов», в 1832 году, за четыре года до того, как его опера добралась до сцены, в Париже появилась другая опера с похожим местом действия и темой («Ле Пре о Клерк» Фердинанда Герольда, Le pré aux clercs). Тем не менее, работа Мейербера может претендовать на звание первого произведения в Парижской национальной опере, выдержавшего более тысячи представлений. Она регулярно ставилась там вплоть до 1936 года, столетие спустя после премьеры.
В целом, «Гугеноты» были хорошо приняты и сделали имя Мейерберу не только в Париже, но и практически повсеместно. Однако Роберт Шуман отзывался об опере резко и громко возражал против использования любимого лютеранского хорала Ein feste Burg (Могучая крепость) в качестве музыкальной темы на протяжении всего произведения. Он также возражал против того, как опера изображает религиозный фанатизм и сектантство. Он строго писал: «Я не моралист, но для доброго протестанта оскорбительно слышать, как его самую заветную песню выкрикивают на сцене и как самое кровавое событие в истории его веры низводится до уровня ярмарочного фарса. Высшее стремление Мейербера — поразить или пощекотать нервы, и ему это, несомненно, удается с театральной чернью».
Жорж Санд, однако, была более осторожна. Сначала она отказалась посетить представление, заявив, что не хочет смотреть, как протестанты и католики перерезают друг другу глотки под музыку, написанную евреем. В конце концов она уступила, посетила спектакль и была им потрясена.
Берлиоз благосклонно прокомментировал: «Новое либретто Скриба кажется превосходно аранжированным для музыки и полным ситуаций несомненного драматического интереса, в то время как инструментовка произведения превосходит все, что было предпринято ранее». Огромный успех оперы, однако, побудил многих композиторов, включая Листа, создавать виртуозные фортепианные произведения на ее темы.
Интересно, что Парижская национальная опера поставила новую постановку всего пару лет назад, впервые с 1936 года. В целом же «Гугеноты» были исполнены столько раз в крупнейших мировых оперных театрах, что их вполне можно назвать самой успешной оперой XIX века. Успех рождает успех, конечно, и когда «Гугеноты» прибыли в Лондон летом 1842 года, они захватили сердца и умы любителей оперы в Ковент-Гардене.
К сожалению, как и другие оперы Мейербера, «Гугеноты» вышли из моды, но, как это часто бывает, вернулись. Главной силой в возрождении оперы стало партнерство мужа и жены Ричарда Бонинга и дамы Джоан Сазерленд во второй половине XX века. Действительно, Сазерленд выбрала эту оперу для своего последнего выступления в Сиднейском оперном театре в октябре 1990 года.
В короткой оркестровой прелюдии, открывающей оперу (заменившей расширенную увертюру, которую изначально задумал Мейербер), ясно прозвучал лютеранский хорал Ein feste Burg, и мои мысли сразу же обратились к Роберту Шуману. Несомненно, этот любимый композитор чрезмерно остро отреагировал на его использование Мейербером. Я почувствовал, что включение хорала в произведение придало опере ощущение духовности и искренности с протестантской точки зрения.
Тем не менее, сама резня в Варфоломеевскую ночь показывает свое уродливое лицо только в конце оперы, за миллион световых лет от почтенного придворного первого акта, в котором состоятельные католики общались со своими протестантскими визави, наслаждаясь удовольствиями и изобилием, предложенными графом де Невером (Димитрис Тилиакос), устроившим мальчишник в своем замке в Турени.
В этом акте, да и в акте 2 (двор Маргариты де Валуа), режиссура Олдена была сфокусирована на представлении в стиле водевиля, поскольку зрители могли наблюдать трио полуобнаженных танцовщиц бурлеска, что значительно усиливало общую атмосферу вечеринки и всеобщего дружелюбия на приеме у Невера, в то время как танцевальная труппа (хореограф Марсель Лееманн) поддерживала движение и раскачивала вечеринку довольно мило.
Однако это беззаботное развлечение резко контрастировало с более степенной атмосферой, которая окружала членов католического дворянства, сидевших на разделенной сцене, отделенных желто-сине-серой, похожей на гобелен, занавесью, глубоко погрузившись в кожаные диваны, как подобает членам лондонского джентльменского клуба, одетым в вечерние наряды и заметно (и гордо) демонстрирующим свои боевые награды и, несомненно, хвастающимся своими победами.
И подбадриваемый католиками, Антон Росицкий, в ключевой протестантской роли Рауля, неистово развлекал собравшихся гостей и с юмором и энергией пел оргиастическую песню ‘Bonheur de la table’, а позже в том же акте, мечтая о своей будущей любви, он так нежно спел арию ‘Plus blanche que la blanche hermine’, мягко (и эффектно) сопровождаемый солирующей виолой д'амур, музыкант которой находился на сцене.
Но когда дело дошло до того, чтобы зажечь сцену, это выпало на долю Лив Редпат в колоратурной роли Маргариты де Валуа. Она была просто сияющей в исполнении своего большого номера ‘O beau pays de la Touraine’, в то время как Ирен Робертс, чрезмерно энергичная в роли пажа Урбена, также оказалась победительницей, не только благодаря пению своей прекрасной арии ‘Une dame noble et sage’, но и благодаря общему сценическому присутствию.
Однако настоящим хитом, не похожим ни на что другое, стало исполнение Анте Еркуницей партии Марселя, который живо исполнил знаменитую боевую песню гугенотов ‘Piff Paff’, восходящую ко временам осады Ла-Рошели, призывающую к истреблению всех католиков. Но спетая в католическом бастионе, она казалась весьма причудливой. Одетый с головы до ног в черное, с библией/гранатой в руке, мистер Еркуница так хорошо вписался в роль, командуя каждым дюймом сцены, а его бас был глубоким, как глубокое синее море!
Каждый акт предлагал что-то свое, конечно, особенно акт 4, где стена, увешанная погрудными портретами предков графа де Невера, казалось, передавала послание держаться подальше от резни, намеченной на Варфоломеевскую ночь. Он должным образом повинуется своим предкам и, напевая в их «почтенной компании», Димитрис Тилиакос выдает прекрасную арию ‘Je compte des soldats, et pas un assassin’, в то время как в том же акте любовный дуэт между Раулем и Валентиной ‘O ciel! Ou courezvous?’ был убедительно и страстно спет Антоном Росицким и Олесей Головневой.
Однако настоящая сила и суть оперы проявляются в последнем акте, когда Валентина отрекается от своей католической веры, чтобы присоединиться к Раулю, который отказывается перейти в католицизм, в то время как Марсель, над импровизированным алтарем с одной мерцающей свечой, выступает в роли священника на фиктивной свадебной церемонии под жуткий и тревожный звук бас-кларнета, который суммирует настроение и неопределенность опасной ситуации, в которой оказалась пара.
Католическая толпа преследует их по пятам и вскоре убивает молодоженов (и Марселя тоже) после их короткого момента счастья. Трагично, что Сен-Бри — зловеще спетый Дереком Уэлтоном, «беженцем» из «Пророка» — возглавляющий банду убийц, убил, сам того не зная, собственную дочь. Когда опера подходит к концу, слышится хор солдат, охотящихся за новыми протестантами, фанатично скандирующих: «Бог хочет крови».
Общее сценическое оформление Джайлса Кэдла, которому немало помогли хорошие световые эффекты Адама Сильвермана, было спартанским до мозга костей, но достаточным, чтобы предоставить Олдену много пространства для маневра, особенно в отношении больших сцен, в частности тех, где участвовал хор (восемьдесят человек, хорошо обученных, могу добавить, Джереми Байнсом), например, открывающая сцена акта 3, разворачивающаяся на Пре о Клер (Pré aux clercs) на левом берегу. Однако здесь требовалось воображение, так как место действия должно быть таверной, где пьют, веселятся и играет музыка, как будто завтра не наступит, но в режиссуре Олдена все члены хора просто сидели по-военному. Художник по костюмам Констанс Хоффманн одела католических дворян в парадные костюмы и униформу (медали, эполеты и все такое), а женщин — в довольно шикарные яркие бальные платья, оставив протестантов в черном.
Русский дирижер Александр Ведерников (музыкальный руководитель Королевской датской оперы и Михайловского театра в Санкт-Петербурге) творил чудеса в оркестровой яме. У него, безусловно, было много работы (это вам Мейербер!), и он руководил запоминающимся представлением, сумев сохранить правильный баланс между оркестром и сценой. А это не всегда легко. Браво!
Source.
Тони КУПЕР, Andante, 11 марта 2020 г.
"Гугеноты" Мейербера в Немецкой опере Берлина
